Десяток-другой посетителей, сидящих в зале, не мешали им. Одна компания распевала песни, которые лучше звучали бы на палубе парусника в открытом море, другая шепталась с угрюмым видом, с тоской поглядывая на единственный кувшин вина, стоящий посередине стола, трое матросиков просаживали в окружении недорогих девиц жалованье, заработанное за месяцы тяжелейшего труда, и были этим весьма довольны. Всё выглядело спокойно и обычно.
Дверь хлопнула, и в помещение вошёл невысокий мускулистый паренёк с тёмно-рыжими, коротко стриженными волосами. Из дальнего угла заведения поднялся грузный бородач и заголосил:
— Анджи, сюда! Иначе пропустишь самое интересное.
Один из парней в капюшоне лениво покосился на крикуна. За его столом сидели трое, перед ними были в привычном порядке раскиданы карты, не хватало четвёртого.
Кратчайший путь Анджи проходил рядом с тёмной четвёркой. Взгляд его уже был прикован к картам, он и не думал сокращать путь. Парень мягко обогнул ближайший столик, шагнул ещё…
Вдруг в его руке блеснуло лезвие ножа, и рука опустилась на плечо одного из Капюшонов. Двое соседей молчальника, на которого опустился нож, опоздали лишь на долю мгновения. Но когда они перехватили руки рыжего юноши, он поднял к ним невозмутимое, спокойное лицо.
— Ты замахнулся на одного из нас оружием? — осведомился человек в капюшоне, который сидел спиной к стене. Он определённо привык отдавать приказы.
Вместо ответа юноша, чьи руки были зажаты, словно тисками, сделал невероятное усилие и приподнял нож так, чтобы все видели его остриё. На кончике ножа шевелился, издыхая, огромный, величиной с дублон, паук-шаркут. Доказательство было очевидно каждому.
Главный Капюшон сделал знак, и его приятели отпустили рыжего Анджи. Тот встряхнулся, почувствовав себя освобождённым, резким движением сбросил паука на пол и наступил на него каблуком. Хитин насекомого отчётливо хрустнул на грязных досках.
— Тогда можешь идти.
Анджи вдруг ухмыльнулся, демонстрируя великолепные зубы:
— Ну уж нет, господа хорошие, так просто от меня не отделаетесь. Я рассчитываю на кувшинчик вина, не меньше.
Выражение лиц людей в капюшонах невозможно было разглядеть, складывалось впечатление, что у них вообще не было лиц. Но один из них сделал указующий жест кабатчику, тот послушно кивнул, дёрнул подбородком чуть в сторону. Тут же из дверей кухни выскользнул половой — мальчишка с огромным кувшином вина — и понёс его к тому столику, куда направился с лёгким насмешливым полупоклоном Анджи. Там его уже шумно приветствовали картёжники, наблюдавшие за всей сценой с удовольствием людей, согласных разделить заслугу и вино более ловкого товарища. Они были готовы даже отложить в сторону карты, чтобы наполнить кружки.
Более того, один старикашка, который до этого отирался около стойки, тоже подгрёб к столику удачливого Анджи и был, к немалому удивлению других компаний, благосклонно принят. Но больше картёжники ни с кем делиться не собирались, что дал понять бородатый богатырь, рявкнувший на какого-то нищего, попробовавшего послоняться поблизости.
Анджи, шумно выразив восхищение отличным вином, тем не менее незаметно отставил кубок и, чуть покривив губы, гораздо тише проговорил:
— Сухмет, как бы незаметно попросить воды?
— Ну уж нет, — буркнул бородач голосом Рубоса. — Воду тут подают только в двух случаях: если хотят подраться с вышибалой или привлечь к себе внимание. Нам ни то ни другое не нужно, не так ли?
Сухмет, он же подвыпивший старикашка, которого только что приняли в компанию, сидя спиной к четверым Капюшонам, едва слышно произнёс:
— Они за нами не следят, все приняли за чистую монету. Говорил я тебе, господин мой, — он повернулся к Анджи, который оказался Лотаром, выкрасившим свои чересчур приметные волосы красной аранской травой, — они самонадеянны и не будут прощупывать этого паука.
— Кстати, — заинтересовался Рубос, — где вы живого шаркута взяли?
Лотар ухмыльнулся:
— Да не был он живым. Я его четверть часа назад на рынке купил у торговца снадобьями, он его поймал, чтобы сделать настойку на оливковом масле.
Рубос кивнул, всем было известно, что масло, в котором выдерживают пару месяцев паука, — единственное средство облегчить боль, а иногда и спасти жизнь укушенному шаркутом.
— А потом, — продолжил Лотар, — насадил его на нож и четверть часа ждал, пока он сдохнет. Мне же пришлось держать нож в рукаве, понимаешь?
— Но я сам видел, как он шевелился.
Сухмет произнёс: