Клэггарт понял намек и перевел взгляд на капитана. Тот после боя еще не вышел из роли всеми любимого Звездного Вира. Пользуясь случаем, он начал целую речь. Сначала говорил о дисциплине и напоминал о военном времени, во время которого и добровольцы, и призывники, и новобранцы, и старослужащие, и матросы, и офицеры обязаны сражаться и подчиняться. Тут бы и закончить капитану свою пламенную речь, тем более матросы и так стояли уже по стойке смирно, но, видимо, уже не мог. Он капитан. Его долг вытравить дух упрямства, бунтарства и неподчинения. Каждого, независимо от чина и звания, он воспитает или уничтожит. Следующие несколько пассажей Джеймс не слышал. В ушах шумела волна злобы. Даже, мать его, Беккет сохранял видимость приличий. Даже, болтаться им на рее, пираты не позволяли себе таких речей. Вся Тортуга не смогла ни сломить его упрямства, ни уничтожить его! Хотя, конечно, средств у пиратов было не так много, как у доблестного слуги Британской Империи, Звёздного, мать его, Вира! Волна чуть отхлынула уже когда матросы сдавали оружие и расходились, а несчастного нарушителя снова брали под стражу.
- Разве мы не можем позволить этому человеку попрощаться со своим товарищем?
Капитан ответил, уже направляясь к своей каюте. Из грозного отца он превратился в понимающего родителя. Помощники шли за ним, как послушные дети. Джеймсу, по всей видимости, досталась роль бойкого старшенького, задающего взрослым неудобные вопросы.
- Что же, пожалуй, вы правы, адмирал. Тогда не стоит затягивать… Я возьму Библию, ребята найдут подходящий мешок, и мы снова соберем всех на палубе…
Норрингтон слушал и ушам не верил.
- Подождите, а когда же лекарь установит причину смерти? Может быть, у нас на борту уже эпидемия?
- Сомневаюсь, - отмахнулся капитан, - Но лучше эпидемия, чем бунт. Вы видели, что с ними творится, когда на борту тело? А эпидемию лекарь вылечит… И… Я бы очень попросил вас, не будьте так резки с каптенармусом. Вот вы давеча спросили, почему он доверился словам матроса, не выяснив мнение лекаря. Сейчас сделали ему замечание при команде… Такие вещи могут подорвать уважение к нему.
- Полагаю, нельзя подорвать то, чего нет. Особенно сейчас, когда по его вине погиб человек.
- Ну нет, его боятся, но уважают. Помните, как все молчали, когда я спрашивал о случившемся?
Тут уже выдержки не хватило Сеймуру.
- Сэр, я думаю, Бадд говорил правду.
- Да. И если я сниму каптенармуса с должности, его просто убьют. И кого вы предлагаете на его место? Как бы вы поступили, управляй вы кораблем?
Сеймур отвел взгляд.
- Я не управляю кораблем, сэр.
- Но однажды будете. Вспомните тогда мои слова.
Лейтенант сник, но адмиралу было что сказать.
- А в чем, собственно, проблема? Отправить его в камеру, под охрану капралов. Самого ответственного из них произвести в каптенармусы.
Капитан поморщился.
- Мы все знаем Клэггарта. Он справляется со своими обязанностями. Мы не знаем, будет ли справляться новый человек. Если каптенармус совершит преступление, разумеется, я накажу его по всей строгости закона.
Норрингтон старался говорить спокойно и очень надеялся, что у него получается.
- Капитан, он уже совершил должностное преступление.
- Скорее допустил недосмотр, - мягко возразил добрый Вир, открывая дверь своей каюты, - жестоко сажать за такой проступок в камеру.
- Он только что отправил человека в камеру за слова.
- Он выполнял свой долг.
- Сэр? - никто не заметил, когда каптенармус к ним присоединился. Возможно, давно и слышал большую часть беседы, - Какое наказание вы назначите Кинкейду?
- Десять плетей. И мы, посовещавшись, решили не арестовывать его. Пусть присутствует на похоронах. Да, и раздайте капралам оружие.
- Так точно, сэр… Так значит, десять плетей? За нарушение дисциплины перед лицом врага?
Эту интонацию адмирал последний раз слышал в штабе. Еще не хватало выслушивать её теперь от этого любителя дисциплины и побитых мальчиков.
- Мистер Клэггарт, напомните, он кричал на французском? Или, может быть, французы знают, какой пост занимает он, и какой вы? Нет? Тогда разрешите напомнить вам, что приказы капитана не обсуждаются.
Каптенармус откланялся. Капитан по-отечески покачал головой.
- Адмирал Норрингтон, я же вас попросил… - Вир улыбался, будто прощал шкодливого ребёнка, - каптенармус всего лишь уточнил приказ. В следующий раз вы опять отчитаете его при всей команде?
Не стоило этого делать, но тут Джеймс наконец отвёл душу.
- Надеюсь, следующего раза не будет, потому что вы перевоспитаете нашего каптенармуса или уничтожите, как и обещали. Разрешите вернуться к моим обязанностям?
Капитан разрешил. Ему самому еще предстояло назначить нового старшего фор-марсового и распорядиться похоронами. Не стоило говорить с ним подобным образом. Библиотекарь играл роль капитана как умел. Был слаб и жесток когда не надо, но в самом деле старался.
На похоронах Датчанин повторял за капитаном традиционное прощание и случайно заглушил его. Так что вместо торжественной бубнежки команда услышала человеческую речь. Джеймс даже почувствовал к старику некоторую благодарность. Покойного он не знал, но Вира слушать в тот день уже не мог.
Наказание Кинкейда прошло быстро, без лишнего усердия. В лазарет здоровенного мужика десять ударов не отправили. Он даже ухмыльнулся каптенармусу, продолжавшему бить себя стеком по ноге.
Новым старшим фор-марсовым назначили Бадда. По словам капитана, его мужество заслуживало награды. Заслуживало, вот только теперь старшим фор-марсовым стал человек не только без опыта управления, но и иногда теряющий дар речи… Впрочем, на общем фоне даже не так уж страшно.
========== Часть 6 ==========
Ночь. Мои мысли полны одной
женщиной, чудной внутри и в профиль.
То, что творится сейчас со мной,
ниже небес, но превыше кровель.
То, что творится со мной сейчас,
не оскорбляет вас.
(И. Бродский)
После отбоя Джеймс вышел на палубу. Хотелось отдохнуть после тяжелого дня, но жизнь решила, что самое время показать ему новый акт идиотской любовной драмы, продолжающейся уже не меньше месяца, а то и больше. В темноте он разглядел фигуры, как вскоре оказалось, каптенармуса и нового старшего фор-марсового. Ну конечно, до сегодняшнего дня каптенармус не задумывался, что объект его притязаний смертен. Теперь, конечно, его чувства станут сильнее. У Джеймса самого так было, после того, как Элизабет упала с башни. Вот только никто бы не запорол Элизабет насмерть в случае отказа. Или Клэггарт тоже ничего подобного не планирует? Может быть, капитан прав, не стоит думать о каптенармусе так предвзято? Должно быть, следовало уйти. Но адмиралом овладело любопытство, с каким, должно быть, старые девы читают любовные романы. По всей видимости, крах собственной личной жизни провоцирует интерес к чужой. И, даже если бы они скрывались, на корабле не та обстановка, чтобы думать, хорошо ли подслушивать. За обоими нужен глаз да глаз. Опять самооправдание, но одним больше, одним меньше…
Матрос и унтер-офицер стояли чуть в отдалении, не замечая второго помощника. Их голоса немного приглушал шум волн. Огни святого Эльма обеспечивали почти сценическое освещение. Когда он последний раз был в театре? Очень давно. И действо разворачивалось еще хуже, чем здесь, а для такого еще надо постараться.
- Добрый вечер, сэр, - назвать добрым вечер того дня, когда один человек погиб, а другого выпороли только Убогий мог. Надеяться, что этот вечер станет для кого-то добрым, тоже.
- Добрый вечер, - ответил каптенармус с более подобающей интонацией.
- Можно мне постоять на палубе и посмотреть на воду?
- Красивому моряку можно многое, что запрещено его товарищам, - в темноте было не разобрать, но Джеймсу представилось, что каптенармус говорит это с грустной усмешкой. Должно быть, с Очкариком ему было проще. С Элизабет стало сложнее общаться, когда забавная девочка превратилась в прекрасную барышню. После возвращения из дальнего плавания угораздило ее не узнать. Губернатор Свонн тогда очень смеялся. Добрый старик, здесь его не хватает…