– Боитесь, не справитесь с ролью Фемиды? – участливо спросила Маруся.
– Я? – возмутилась актриса и встала. Перед дверью в свою комнату Маруся завязала актрисе глаза платком.
– А руки как держать? – спросила актриса, входя в образ.
– Произвольно. Я буду вас вести. Вы молчите. Вы проходите испытания.
Маруся открыла дверь. В комнате было темно. Она повернула актрису вокруг себя несколько раз, актриса, качнувшись, остановилась. Вытянула вперед руку. Маруся взяла ее за руку, подвела к табуретке. Заставила встать на табуретку, слезть, снова крутанула вокруг себя.
– Ш-ш-ш, – прошептала Маруся актрисе в ухо.
Та отшатнулась, но послушно молчала.
Маруся стояла перед ней, держа платок перед лицом актрисы. Делая неуверенный шаг, актриса дотрагивалась рукой до платка. Отодвигала его, делая еще шаг, снова путалась в платке.
– Ты где? – проговорила актриса.
– Ш-ш-ш, – шипела Маруся.
– Ты здесь? – Актриса начала нервничать.
– Ш-ш-ш.
Наконец она стала делать то, что Маруся уже давно ждала: снимать повязку. Причем Маруся даже в темноте чувствовала, что руки ее дрожат.
Маруся зажгла фонарик в ту секунду, когда повязка с глаз актрисы упала.
Одновременно включилось радио. На всю громкость.
Маруся мигала фонариком, держа его точно под лицом девушки в платке. Только в этот раз она была без платка. Она была абсолютно лысой. Узнать ее было невозможно.
Маруся часто мигала фонариком под ее неподвижным лысым черепом, радио пело, актриса орала.
Девушка была невозмутима, только свет фонаря бросал на ее лицо замысловатые тени.
В эту ночь дежурил Константин Сергеевич. Он ворвался в палату, когда актриса еще кричала. Она кричала, когда он пытался ее увести, она кричала, когда прибежали санитары и вынесли ее на руках.
Она замолчала после укола.
Маруся надела платок Наташе на голову. Ее увели.
Марусю снова привязали ремнями к кровати и вставили в вену иглу.
Маруся ни о чем не жалела. Было весело. В конце концов, сумасшедшая она или нет?
10
– И что я буду там делать? – капризничал Аркаша на заднем сиденье седьмой модели «БМВ».
– Котенок, ну ты же любишь теннис? – Ангелина Петровна выпускала дым прямо в лицо Аркаше, он морщился и отмахивался от дыма руками.
– То есть все будут играть, а я, как идиот, сидеть и смотреть? С бабами?
– Ну а что, ты хочешь поиграть тоже?
– И ты еще спрашиваешь? Ты везешь меня к своим друзьям, олигархам, хотя я бы лучше…
– Лучше что?
– Что угодно! Останови машину!
– Ну, хорошо, хорошо, – Ангелина Петровна приоткрыла окно, выбросила окурок, – если хочешь, играй. Просто, честно говоря, я не вижу в этом смысла.
– Да? А ты какой хочешь видеть в этом смысл? Глубокий? Или высокий?
– Они играют на такие деньги! А ты…
– Я играю ничуть не хуже их.
– Последний раз ставка была миллион двести.
– Из пяти сетов.
– Да хоть из десяти!
– Мне выйти?
– Я не могу отдать миллион двести долларов за то, что ты два часа поиграешь в теннис!
– А что можешь? Скажи! Только упрекать меня тем, что у меня нет денег, и ставить в неудобные положения? Зачем ты меня везешь туда?
– Всем очень нравится с тобой общаться. Ты такая умница. И потом… мне без тебя скучно. Понимаешь? Я все время по тебе скучаю.
Ангелина Петровна обняла Аркашу, тот отвернулся.
– Ну, хорошо, триста. Давай договоримся, если ставка будет не больше трехсот, ты будешь играть.
Аркаша повернул к ней свое красивое лицо.
– Ты – ангел. А я – подонок.
Она поцеловала его в губы, он крепко прижал ее к себе.
– Нам так хорошо вместе, – прошептала она.
– Только ты немного жадная.
– А ты капризный.
– А ты старая.
– А ты бедный.
– А ты давно вышла из детородного возраста.
– А ты не разбираешься в устрицах.
– А я тебя люблю.
– А я тебя обожаю.
– Ты всегда-всегда будешь выбирать мне устрицы?
– А ты всегда-всегда будешь моим котенком?
– Не называй меня котенком.
– Ладно. Тигренок.
– Р-р-р.
– Приехали. Веди себя хорошо. Пожалуйста.
Все уже собрались.
Игроки заключали пари, зрители делали ставки.
Ставки на этом корте бывали действительно покрупнее, чем уимблдонские.
Ангелина Петровна заезжала сюда поболеть, потому что теннис был самой большой любовью в ее жизни. После психиатрии. Хотя нет. Психиатрия была страстью.
Она приезжала к своей приятельнице Ирине. Чей бывший муж находился под наблюдением Ангелины Петровны уже три года.
Ирина была звездой российского кинематографа. Ее новый муж – медийным магнатом. В его распоряжении находился телевизионный канал и несколько печатных изданий. Естественно, лицо Ирины почти каждый день украшало их первые полосы.
Сам он на корт никогда не приезжал, Ангелина Петровна лично его не знала, но с его ближайшим окружением подружилась давно – и получала от этого общения искреннее удовольствие.
А Ирине было приятно лишний раз поговорить с доктором о своем дорогом Пете, и вообще, она находила Ангелину Петровну приятной и интеллигентной женщиной.
– Ангелиночка! Аркаша сегодня в такой форме, я даже боюсь выходить с ним на корт! – проговорил подтянутый загорелый мужчина с сединой в длинных шортах а-ля Рафаэль Надаль.
– Володя, он обещал мне порвать тебя, как тузик грелку, – улыбнулась Ангелина Петровна.
– Что? – возмутился Володя. – Вот молодежь пошла! Никаких авторитетов.
– Ставлю еще сто на Володю. Он подзавелся, а значит – выиграет. – Мужчина, который сидел рядом с Ириной, тоже уже переоделся и ждал своей очереди.
– Ох, – вздохнула Ирина, – бедный судья. Мне всегда жалко не проигравшего, а судью. Они так на него орут.
– Ничего страшного, – крикнул Володя с корта, разминаясь, – будет судить нормально!
Со счетом 3:2 победил Аркаша.
Он был мокрый и счастливый.
Ангелина Петровна на трибуне охала, кричала и аплодировала.
Володя был зол. Он швырнул ракетку об пол, и ракетка разлетелась на части.
К концу четвертого сета приехала Володина жена, улыбчивая двадцатидвухлетняя блондинка, и теперь стояла около Ирины и боялась подойти к мужу. Муж негодовал.
– Зато есть к чему стремиться, – издевался Аркаша.
Ангелина Петровна хихикала.
– Так я и знала, – вздыхала юная жена побежденного, – не стала рисковать. Вот молодец.
– Что ты имеешь в виду? – улыбнулась Ирина.
– Да мы уезжаем, на Каннщину, как говорит Володечка, а у него виза закончилась. И у секретаря фотографий не осталось. Я его уже две недели уговариваю пойти фотографироваться. А завтра последний день документы отдавать. Мы на день рождения летим.
– Ну, может, сейчас успокоится, да заедете куда-нибудь и сфотографируетесь.
– Нет. – Володина жена хитро улыбнулась. – Я рисковать не стала. Я зашла в фотостудию, которая напротив нашего дома, в Жуковке, и купила у них аппарат. Здорово? Мы теперь дома можем фотографироваться.
– Удобно, – согласилась Ангелина Петровна.
– Аппарат купила? Он же огромный! – удивилась Ирина.
– А мы его в тренажерный зал поставим. Он там никому не помешает.
– Ну что, ужинать? – Ирина улыбнулась Володе.
– Я домой, – буркнул Володя и скрылся в раздевалке.
Володина жена подмигнула Ирине, а всем остальным послала воздушный поцелуй.
Судья вышел, не попрощавшись.
11
Снова хотелось есть.
Когда хочется есть, бесполезно читать вывески. Когда хочется есть, солнце становится похожим на апельсин, а собаки на чебуреки. А жизнь – на красивую, но бесполезную нитку переливающихся бус. Интересно, связка сосисок сделана по их образу.
Почему это должно было произойти именно с ней, с Олей? И не заканчиваться?