И все же я с уверенностью утверждаю, что принципиальная общность клеточных процессов, лежащих в основе научения у животных, уже несомненна. Очень многое стало понятным. По меньшей мере половину своей жизни в науке я отдал исследованию мельчайших подробностей этих процессов, и я не вижу границ для дальнейшего проникновения в механизмы интимных взаимодействий на межклеточном и межмолекулярном уровнях. Каждый день работы в лаборатории — это новый эксперимент, результаты которого зачастую отрицательны или досадно неопределенны, но иногда все же приносят несказанную радость, когда удается с триумфом подтвердить правильность какой-нибудь микрогипотезы.
Я не знаю ничего, что могло бы сравниться с этим счастливым чувством, совмещающим в себе радость познания и эмоциональное удовлетворение. Критики науки, особенно новоиспеченные критики с позиций феминизма, нашли время проанализировать, как ученые-мужчины выражают этот восторг познания с преобладанием метафор из военной или сексуальной сферы. Оказывается, мы, исследователи, чаще всего говорим о победных битвах с природой, о ее покорении, о сбрасывании завесы и проникновении в сокровенные уголки. Унылый перечень таких метафор можно было бы начать с высказываний философа Фрэнсиса Бэкона в семнадцатом веке и продолжить до выражений физика Ричарда Фейнмана в двадцатом [3]. Я таких метафор не употребляю. Вместо этого я испытываю восторг перед логическим изяществом экспериментов, описанных в главе 11, и их итогами — разгадкой нескольких тайн, хотя мои чувства несколько омрачает мысль, что для этого пришлось оперировать цыплят, чего я хотел бы избежать при любой возможности. Тем не менее я убежден и, надеюсь, убедил и вас, что этот восторг не имеет ничего общего с сомнительным удовольствием от господства, военного или сексуального. Это скорее радость понимания, нахождения порядка в кажущейся сумятице, еще одного подтверждения слов Эйнштейна, что бог не играет в кости со Вселенной. Остается, однако, вопрос: что может дать понимание упорядоченного мира молекулярных процессов для объяснения богатой эмпирической феноменологии памяти?
Воспоминания — это больше, чем информация
Различные варианты хеббовского синапса как субстрата памяти представляют собой модели, находящиеся в полном соответствии с разными направлениями информационного подхода к функциям памяти, развиваемого нынешними разработчиками искусственного интеллекта — теоретиками параллельной обработки информации и нервных сетей (см. гл. 4). «Информация» в этом смысле действительно может сохраняться во взаимосвязанных нейронных сетях путем изменения эффективности синапсов. Это не просто математическое построение. Как я уже упоминал в главе 4, созданы компьютеры, способные обучаться и изменять свой ответ на выходе в результате приобретенного опыта [4].
И тем не менее что-то никак не удовлетворяет нас, когда о мозге говорят как об устройстве для хранения и переработки информации. Ограниченность такого понимания демонстрируют серии экспериментов с повреждением мозга, описанные в главе 11. Кажущийся парадоксальным результат первой серии состоит в том, что примерно через час после формирования следов памяти необходимые для этого области мозга, где в результате обучения произошли долговременные клеточные изменения, оказываются ненужными для вспоминания. Этот парадокс разрешается, если предположить, что следы динамичны и распределены между разными областями мозга.
Позвольте мне подробнее остановиться на примере, приведенном в главе 11. Представьте себе знакомую (для меня слишком знакомую) ситуацию, когда вы пытаетесь вспомнить имя человека, которого когда-то встречали, но оно как бы затерялось, хотя вы чувствуете, что нужно только его найти — оно «где-то здесь». Большинство из нас, оказавшись в таком положении и не зная каких-либо специальных мнемонических приемов, прибегает к самым разным стратегиям вспоминания: мы пытаемся представить себе лицо этого человека или обстоятельства встречи с ним, подыскать сходное по звучанию или рифмующееся с именем слово, припомнить, с какой оно начиналось буквы... Нет — похоже, но не совсем то! Иначе говоря, воспоминание сидит где-то у нас в голове, и к нему должны быть какие-то подходы. Пробуя разные пути, вы надеетесь в конце концов натолкнуться на ускользающее имя и вытащить его из глубины памяти. Нет никаких причин думать, что различные пути проходят через одну и ту же область мозга или даже одну группу нейронов, хотя между ними должна существовать какая-то связь.