— Похоже, вояки с тех пор не слишком изменились.
Мэллой хмуро улыбнулся и кивнул.
— Короче говоря, проект «Синька» — это тщательное изучение корабля пришельцев с целью добычи новых знаний и технологий. Работа в комплексе велась даже в восьмидесятых. Дело продвигалось черепашьим шагом. Первые годы ученые просто не могли подступиться к трофеям — земная аппаратура была настолько примитивна, что не годилась для анализа инопланетных данных. Но в конце концов мы ее усовершенствовали.
— Вы сказали — «мы»?
Мэллой откинулся на спинку стула и опять глотнул «браун-колы».
— Сказал. В проекте «Синька» я участвовал с тысяча девятьсот восемьдесят четвертого. Когда мне исполнился двадцать один, меня, в то время многообещающего аспиранта кафедры лингвистики и символогии, завербовали военные. В ретроспективе тот год выглядит очень подходящим для подключения к проекту «Синька» — Большой Брат прочно сидел в своем кресле и войска ООН считались самой мощной армией на планете. Удивительно, до чего все выглядело по-оруэлловски. Короче говоря, я переселился в комплекс Розвилл — руководить дешифровкой иероглифов, обнаруженных на космическом корабле. В этой области за тридцать два года мои предшественники добились очень скромных успехов, я бы даже сказал, нулевых. После розвиллского инцидента так и не удалось обнаружить другую летающую тарелку, хотя сообщений о контактах с инопланетянами было хоть отбавляй.
Монолог прервался — на старика напал кашель. Мэллою понадобилась добрая минута, чтобы прийти в себя.
— Извините. Это уже потом началось.
Я промолчал. Мне не терпелось дослушать его рассказ до конца. Наконец Мэллой отдышался.
— В Розвилле я проработал около четырнадцати лет, и тут вдруг пошли слухи об открытии. Я так и не узнал всех подробностей, но, насколько могу судить, кто-то обнаружил, что инопланетные устройства способны создавать крошечные порции антиматерии. Конечно, мы и сами занимались антиматерией и, по мнению прогнозистов, раскусили бы ее к тысяча девятьсот девяносто восьмому году, — но не смогли бы воспользоваться открытием в практических целях и уж тем более создать на его основе сверхмощное оружие. Инопланетная технология превзошла все наши чаяния.
Разумеется, военные пришли в восторг и заговорили о применении генератора антиматерии для создания бомбы необыкновенной разрушительной силы. Возможно, вы помните: как раз в то время мы нуждались в технологическом скачке, чтобы добиться подавляющего превосходства над Средневосточным блоком. В конце концов генералы своего добились и развязали войну. Но она, как вам известно, преподнесла неприятные сюрпризы.
— Это не только мне известно, но и всему человечеству.
— Совершенно верно. Так вот, генералы сочли, что испытывать бомбу им недосуг. Вместо испытаний они организовали политические провокации, дождались, когда созреет нарыв, получили удобный повод и отправили эскадрилью бомбардировщиков. Всех нюансов я не знаю; по-видимому, бомбы упали куда-то не туда, и началась цепная реакция. Результат походил на Чернобыль восьмидесятых, только в сотни раз страшнее. Разбушевалась война, над всеми континентами поплыли ядовитые облака, атмосфера перенасытилась радиацией. Вояки здорово облажались. В конце концов даже они это поняли и заморозили производство бомб, а кроме того, демонтировали генератор. Но было уже слишком поздно. Война прекратилась, но планете был нанесен невосполнимый ущерб.
Опечаленный Мэллой умолк. Что и говорить, глупо все это было. Глупо и трагично.
Немного погоревав, он слегка наклонился вперед и тихо заговорил:
Как я уже сказал, все эти годы я корпел над иероглифами с розвиллского звездолета. Материала у нас накопилось вдоволь, однако не было главного — ключа. Библиотека инопланетных письмен представляла собой космический розеттский камень, который только и ждал своего Шампольона. Первые шестнадцать лет я ни о чем, кроме этих иероглифов, и думать не мог. По меньшей мере десять раз мне казалось, будто до разгадки только шаг, но в последний миг все шло прахом.
Сразу после войны проект «Синька» был свернут. Нас распустили по домам. Военные были настолько деморализованы, что решили полностью прекратить исследования в Розвилле. Мне предложили работу в Китае, туда я и отправился — переводить технические документы. К счастью, мне удалось незаметно вынести из Розвилла все мои записи и фотоснимки иероглифов. Я и в Китае возился с ними тайком и всегда твердо верил, что рано или поздно добьюсь от них откровения… Что и сделал.