У меня отлегло от сердца.
— Сколько, как ты думаешь?
Она закрыла блокнот и потянулась к бокалу.
— Как управлюсь, дам знать.
Мне и впрямь не терпелось, но по ее тону я понял, что лучше сидеть и не дергаться.
Тут же появилась официантка и спросила, не желаем ли мы еще по одной. Реган сказала «да», и я понял, что спорить бесполезно. Когда отошла официантка, Реган взяла и сигарету из моей пачки.
— Надеюсь, ты не против?
Я равнодушно кивнул. Не сводя с меня глаз, она закурила сигарету, как будто поцеловала другого мужчину. Официантка принесла ей вина и плеснула в приблизительном направлении моей чашки так называемого кофе. Пока я вытирал салфеткой стол, Реган улыбалась.
— Расскажи… о себе. Что-нибудь занятное.
— Что именно тебя интересует?
— Да что угодно. У меня такое чувство, будто ты обо мне знаешь гораздо больше, чем я о тебе. Ведь это не совсем честно.
Я отступил под прикрытие «Лаки страйк».
— Я один раз был женат. Как тебе это?
— Всего один раз? Подумаешь, событие. С кем не бывает.
— А я никогда не утверждал, что я — интересный мужчина.
Сигарета Реган зависла над пепельницей. Изящный пальчик постучал, стряхивая пепел.
— Ну и какая женщина тебе досталась?
— Красивая, умная, сексуальная… и гнилая до мозга костей.
Реган снисходительно улыбнулась.
— Зачем же ты на ней женился?
— Проиграл пари. — Я затянулся. Я бы согласился полжизни отдать за перемену темы.
— И теперь ненавидишь всех женщин?
Я отрицательно покачал головой и потянулся за водой из посудомоечной машины.
— Женщины — как текила. Доводилось пробовать текилу? Лучшее пойло на свете, но лишь до той ночи, когда ты ею упьешься в сосиску. А потом при малейшем запахе начинаются рвотные позывы. Первое время даже думать о ней без тошноты невозможно. Потом снова начинаешь принимать по глоточку и всякий раз удивляешься, что обратно не лезет. Но ту кошмарную ночь ты не забудешь никогда в жизни. — Я снова хлебнул посудомоечной воды.
— Забавная метафора.
— Рад, что тебе понравилось. — Я оперся локтями на стол. — Реган, сейчас твоя очередь. Знаешь, о чем я хочу тебя попросить?
— О чем?
— Как ты относишься к любви?
Реган опустила взгляд в бокал и прикусила нижнюю губу.
— Я… охотно танцую с любовью, пока она не пытается вести. — Собеседница бросила на меня обольщающий взгляд. — Танцевать я люблю.
— Какое совпадение! А я люблю давать уроки танцев.
Реган приподняла бровь.
— В самом деле?
— Ага. Это старая традиция нашей семьи. Я все танцы знаю: танго, самбу, ватуси, чарльстон…
— А как насчет «забытого танца любви»?
— Тоже знаю, но уже не исполняю. Я зачеркнул свое прошлое.
Реган улыбнулась и пригубила «пино». Я вспомнил, что хотел кое о чем ее спросить.
— Да, кстати… Откуда взялась фамилия Мэдсен?
Ее улыбка вдруг показалась мне слегка натянутой.
— Я была замужем.
Вот мы и поменялись местами. Ничего, заслужила.
— И как он выглядел?
— Ну, ты вполне можешь себе представить… Симпатичный, умный, сексуальный и гнилой до мозга костей.
— Какое совпадение.
Реган баюкала в ладонях бокал.
— Он был моей текилой. Теперь я пью вино. — Она сделала глоток. — И больше эту ошибку не повторю.
— Ты о чем?
Реган поставила бокал и откинулась на спинку кресла.
— Не позволю собой командовать. Никому. Попробовала — не понравилось. Теперь живу своим умом. — Она вызывающе посмотрела на меня.
Я поднял чашку.
— За страусиные прятки. Никто не достоин, чтобы ради него мы высовывали из песка свои драгоценные головы.
Реган смягчилась, даже улыбнулась. И подняла бокал — поддержала мой кофейный тост.
— За нас.
Да, Реган — настоящая конфетка. Меня обуревал соблазн еще несколько часов провести, глядя в это безупречное личико, но — все, хватит на сегодня развлечений. Меня влекло к Реган, однако это первобытное желание не имело ничего общего с тем теплым, уютным чувством, которое я испытывал к Челси. Если Челси можно сравнить с домашним очагом, то Реган — с огромным костром, вокруг которого должны плясать, корчиться, вопить исступленные дикари. Этот костер стреляет жгучими угольками и запросто может ослепить олуха, который на него засмотрится.
Я сказал «извини» и пошел позвонить в «Савой» Фицпатрику. Старик все еще корпел над шкатулками, а они упорно отказывались капитулировать.
Я поошивался несколько минут возле видеофона — обдумывал план. Пернеллу доверена возня с анаграммами, но еще рановато требовать от него донесения об успехах. Реган предстоит разобраться с записями Мэллоя. Будем надеяться, она вылущит из блокнотов что-нибудь полезное. Похоже, мне и впрямь нечего делать, только ждать. Я решил заглянуть к себе в офис.