Мэдлин не знала, чего ожидать, но никогда даже представить себе не могла такого — жар и полнейшее неистовство, обуявшее их обоих, вырвались из оков и пронеслись сквозь их тела, обратившись ненасытной жаждой соединения.
Джарвис поднял ее и почти бросил на тахту, мгновенно последовав за ней, и их губы на мгновение расстались только для того, чтобы Мэдлин могла вдохнуть. Наслаждаясь ощущением его твердого тела рядом с собой, она извивалась, чтобы прижаться еще теснее. Когда Джарвис оказался на ней, прижав ее к постели, Мэдлин, согнув одну ногу в колене, обхватила ею Джарвиса, чтобы надежнее удержать его при себе, полнее насладиться силой мускулистого тела, вытянувшегося вдоль нее, и своими грудями ощутить стену его груди.
Их губы снова слились, потому что никто из них не хотел отказываться от этого единения, от радости приятного теплого контакта их языков.
Затем руки Джарвиса нашли ее груди, и внимание Мэдлин сместилось — к его прикосновениям, к его искусству, к его одержимости. Джарвис самозабвенно массировал ее груди, а затем в его ловких пальцах оказались ее соски, и Мэдлин застонала, не отрываясь от его губ.
Оторвавшись от груди Мэдлин, его руки спустились ниже и, проведя по ребрам и талии, замерли внизу на бедрах, а потом скользнули под нее, и Джарвис одним движением бедра широко раздвинул ей ноги, оставив Мэдлин открытой и беззащитной — отчаянно, настоятельно и болезненно жаждущей его прикосновения.
Когда его пальцы раздвинули складки ее лона и дотронулись до его гладкой кожи, она едва не зарыдала.
Ее легкие настолько сжались, что она не могла дышать; Мэдлин вцепилась пальцами ему в волосы и, притянув Джарвиса к себе, губами и языком требовала, чтобы он продолжал.
Джарвис не нуждался в поощрении; он уже был полностью в плену страсти. Он представлял себе, что это первое свидание будет спокойной, мягкой инициацией, во время которой он поведет Мэдлин по дорожке к интимности, к сексуальному удовлетворению. А вместо этого здесь были жар и жгучее пламя, прежде ему неведомые, и потребность столь глубокая, что, если бы Мэдлин не была так явно готова, попытка справиться с собой погубила бы его.
Выгнувшись, Мэдлин прервала поцелуй и так завлекающе выдохнула тот воздух, который еще оставался у нее в легких — так возбуждающе и сладострастно, — что Джарвис был потрясен.
Ее тело приподнялось и в безмолвной мольбе прильнуло к нему. Она ездила верхом каждый день и была сильнее любой женщины, которая когда-либо прежде лежала под ним, поэтому Джарвис не мог легко управлять ею, не мог положить конец ее сексуальному напору. Учитывая то, что он почти не контролировал себя, результат был заранее предрешен.
Пробормотав проклятие, Джарвис губами нашел ее губы, прижал спиной к подушкам и подчинил ее — утихомирил — поцелуем таким требовательным, что Мэдлин сделала все возможное, чтобы предстать перед ним готовой принять его ласки и удовлетворить его. А Джарвис тем временем расположился между ее бедрами и вошел в нее.
Вначале он довольно легко проскользнул внутрь, но потом ее непроизвольно сжавшиеся мышцы замедлили его движение. Джарвис продолжал давить, сильно и равномерно, и Мэдлин замерла под ним, полностью сосредоточившись на его вторжении.
Она ездила верхом вот уже лет десять — это было благом.
Мэдлин почувствовала легкое растяжение, слабую режущую боль, но мимолетные неприятные ощущения немедленно потонули в совершенно других. Джарвис не вышел из нее, а напористо проник еще глубже, полностью погрузившись в ее лоно, и Мэдлин внезапно удовлетворенно, чувственно вздохнула, стараясь осознать свое новое состояние, привыкнуть к его большому сильному телу, прижимающему ее к тахте, принять его горячее мужское естество, погрузившееся глубоко в нее.
Оно было похоже на раскаленную сталь в бархатных ножнах; неудивительно, что мужчины так часто говорили о нем, как об оружии — о мече, о копье.
Мэдлин дрожала, охваченная пламенем страсти, но при этом обрела способность осознать, ощутить собственную физическую беззащитность — редко испытываемое ею чувство — и поняла, почему Джарвис называл это завоеванием.
Его губы еще не оторвались от ее губ, его язык еще ласкал ее язык, но Джарвис, хотя и полностью слившись с ней, застыл, как будто ждал…
Мэдлин не могла понять почему. Однако как только она подумала об этом, ее мускулы расслабились и напряжение исчезло; огонь, еще горевший, еще ждавший наготове своего часа, освободился, и пламя, голодное и жадное, снова вспыхнуло и начало разрастаться.
Джарвис, словно зная все это, вышел из ее лона, а затем снова глубоко погрузился в него, продвинувшись еще дальше, чем прежде. И когда он повторил свои движения, пламя разгорелось и взревело. Мэдлин, с трудом дыша, впилась в Джарвиса поцелуем, желая повторения, безумно мечтая снова почувствовать ожог.