Снова и снова Джарвис выходил и опять входил в нее, и Мэдлин, уловив его ритм, стала двигаться вместе с ним, ощущая, как разгоревшееся пламя разлилось по ее венам. Тепло струилось из них обоих, Джарвис все напористее и энергичнее двигался навстречу ей, а она принимала в унисон каждый его толчок, каждое глубокое проникновение и направляла его в себя — пока внутри у нее что-то не вспыхнуло, пока яростное напряжение не охватило ее с такой силой, что Мэдлин подумала, что умирает.
Она оторвалась от поцелуя, отчаянно выгнулась под Джарвисом, откинув назад голову, и устремилась к чему-то, чего никогда еще не испытывала.
А затем ее пронзил исступленный восторг, и она, задыхаясь, беспомощно закричала и содрогнулась — бесконечно более мощно, чем раньше, словно ее сбросили вниз с какой-то скалы и весь ее разум разбился вдребезги.
Ничего не видя и не слыша, Мэдлин плыла в пустоте, но постепенно к ней стали возвращаться чувства. Она ощутила Джарвиса, твердого, горячего и неудовлетворенного, внутри себя, неподвижного под своими ладонями и в своих объятиях, потом услышала его хриплые, прерывистые вздохи у своего уха. Его грудь тяжело поднималась и опускалась, он, напрягая все мускулы, старался продлить для нее этот момент… но в конце концов утратил контроль над собой.
Найдя губами ее губы, Джарвис накрыл их и уже без всяких оттенков вежливости завладел ее ртом; несказанно довольная, Мэдлин, без возражений позволив ему это, дала то, что он дал ей, — все свое тело целиком, и тотчас почувствовала, как рядом с ней Джарвис, поощряемый ею, задрожал. Обхватив его руками, Мэдлин крепко прижалась к нему, и он резко напрягся и содрогнулся.
Она ощутила тяжесть тела Джарвиса, когда его дрожащие мускулы не выдержали и он, застонав, рухнул на нее.
Сжимая его в объятиях, Мэдлин почувствовала, как ее губы растягиваются в улыбке. Удовольствие смешалось с восхитительной удовлетворенностью, нахлынувшие чувства прокатились сквозь нее, через нее, захлестнули ее, смыли и унесли ее в море спокойствия и блаженства.
Пошевелившись, Джарвис взглянул на женщину, лежавшую у него в объятиях. Теплая, доверчивая, полностью расслабленная, она продолжала спать.
Он смотрел на черты ее лица, смягченные и умиротворенные сном, и на массу непокорных волос, рассыпавшихся в полном беспорядке по ее груди, потом осторожно отделился от Мэдлин и отодвинулся. Секунду он сидел на краю тахты, свесив голову, потом встал, потянулся и снова посмотрел на Мэдлин; она не шевельнулась, и он, тихо ступая, подошел к окну.
Море, небо, бескрайние утесы, вдали вершина Блэк-Хеда — ничто за окном не изменилось. Но в его душе что-то сдвинулось, хотя даже теперь Джарвис полностью не осознавал, что именно. Что это, какая сила подтолкнула его так далеко выйти за рамки своего обычного самоконтроля? Если оглянуться назад, то все воспринималось так, как если бы сама судьба вмешалась и отдала поводья живущему в нем зверю, несмотря на присущие ему здравомыслие и самообладание.
Джарвис не планировал такого развития событий. Он собирался спокойно и с чувством полного самоконтроля научить Мэдлин многому, показать ей многое, познакомить ее с ее собственной чувственной натурой… А вместо этого Мэдлин показала ему то, чего он никогда не знал о себе, независимо от того, входило это в ее намерения или нет.
Она не могла действовать намеренно; как она, непорочная, могла это знать?
Впервые в жизни Джарвис почувствовал себя неуверенно с женщиной, не до конца понимая, какое положение занимает в сексуальном поединке. Он смотрел в окно на волны прибоя, продолжая размышлять. Он должен подождать и узнать, чего она хочет, как она поведет себя; ему следует подыгрывать ее желаниям, реагировать и отвечать на них, вместо того чтобы строить собственную тактику.
Это была совершенно чуждая Джарвису идея — иметь женщину, которая им распоряжается, настолько чуждая, что, стоя у окна и невидяще глядя на волны, он пытался найти какой-нибудь выход из этой ситуации.
Мэдлин наблюдала за Джарвисом, позволив себе внимательно рассматривать его. Она проснулась в тот момент, когда Джарвис встал с тахты, но лежала тихо и смотрела на него из-под опущенных ресниц. Он казался отсутствующим, мысленно находившимся где-то далеко, и она не видела причины привлекать его внимание — до тех пор, пока не насмотрится.