– Всё хорошо,– я улыбнулся ей.– Так приезжал или нет?
– Ни разу, только иногда звонил.
– А люди с моей службы Вас не беспокоили?
Пожав плечами, она встала:
– Чудной ты сегодня какой-то.
Я подошёл к ней и крепко обнял:
– Наверное, Катины слова немного выбили меня из равновесия.
– Она замечательная девушка, я очень за тебя рада. Не потеряй её.
– О чём ты?– спросил я, заметив слёзинки в её глазах.
– Мы с папой уже привыкли к тому, что ты надолго пропадаешь, но для семейной жизни это не очень хорошо, понимаешь меня? Накрой на стол, я пойду, позову их.
Через несколько минут они все вошли, смеясь и что-то оживлённо обсуждая.
На Рине была надеты моя футболка и шорты, из которых во все стороны торчали нитки.
Я понял, что она обрезала свои джинсы и, приняв свирепый вид, покачал головой.
– Это самая послушная модель, которую я видел в своей жизни,– громко объявил папа, усаживаясь.– Так, что у нас тут?
По-хозяйски оглядев стол и, не увидев на нём спиртного, он развёл руки:
– В такой знаменательный день, мать, могла бы и не зажимать!
– Вот же пристрастился на пенсии,– пожаловалась мама Рине, со вздохом доставая из секретера бутылку вишнёвки,– одну рюмку, больше не налью ни капли.
– Видишь, дочка, какие завели порядки: сам не гам и другому не дам.
– Вам, папа, здоровье беречь надо,– ласково произнесла Рина.
Услышав это, я закашлялся:
– Дочка? Папа? Прошу прощения, я что-то пропустил?
– А что в этом ненормального?– отец, смакуя напиток, сделал маленький глоток, зная, что мама слов на ветер не бросает.– Как вернётесь из своей командировки, Катюша нас со своими родителями познакомит, а там и свадьбу сыграем. Она не имеет ничего против того, чтобы называть нас мамой и папой, надеюсь, и ты её родителей будешь звать так же.
Представив лицо Валерия Фёдоровича и, посмотрев на Рину, я саркастически улыбнулся.
Она тут же отвела глаза.
Дождь разошёлся не на шутку, его тяжёлые капли громко стучали в оконное стекло.
– У вас так хорошо и уютно,– сказала Рина,– я чувствую себя как дома.
– Ты, дочка, дома,– посмотрев на часы, папа допил рюмку.– Ого, начало двенадцатого, а мне завтра рано вставать.
Посмотрев на жену, он подмигнул так, чтобы все видели.
– Ой,– спохватилась мама, вскакивая из-за стола,– я же ещё детям не постелила. Будете спать в дальней комнате, там и туалет, и душ есть, и кровать широкая.
Они с отцом вышли из гостиной.
– Значит, вы тут уже всё обсудили?– поинтересовался я.
Рина кивнула.
– А меня чего не подождали? Разве для такого серьёзного дела не требуется обоюдное согласие сторон?
– Имеются возражения?– она с вызовом смотрела мне в глаза.
Я не успел ответить, потому что вошла мама.
– Дорогие, всё готово, подушки взбиты, чистые полотенца на крючках,– сообщила она,– пойдём, Катюша, я тебе всё покажу.
Я понял, что отодвинут на задний план и теперь в родительском доме появилось новое главное лицо.
Почесав голову, я отправился во двор, где Гном прятался от дождя в просторной тёплой будке.
Увидев меня, он с радостным лаем подбежал и стал тереться о мои ноги.
– Похоже, дружок, наступают смутные времена,– пожаловался я ему,– но тебя это, конечно, не касается.
Он посмотрел на меня своими умными печальными глазами и, словно не доверяя моим словам, потряс головой, обдав множеством брызг.
– Знаю, ты хочешь сказать, что пришла пора принять взрослое решение. Пожалуй, так и сделаю, последовав твоему совету.
Решительным шагом, направившись к дому, я прошёл по длинному коридору и без колебаний вошёл в дальнюю спальню.
В тусклом свете ночника я увидел Екатерину, лежащую на кровати и до самого подбородка накрытую одеялом.
На небольшой прикроватной кушетке лежали её аккуратно сложенные вещи.
Не говоря ни слова, я прошёл в ванную, а через десять минут, обмотанный по пояс мохнатым полотенцем, присел рядом с ней на край кровати.
– Послушай,– тяжело вздохнув, Рина посмотрела куда-то сквозь меня,– я сама не ожидала, что всё зайдёт так далеко. Твои родители так обрадовались, что я уже не могла дать задний ход. Вышло так глупо, прости меня, пожалуйста.
– Тебе нет прощения,– подпустив в голос как можно больше горечи, ответил я, нажимая на кнопку ночника.
В темноте слышалось её прерывистое дыхание, и я без колебаний, сняв с себя полотенце, нырнул под одеяло, почувствовав дрожь её тела.
– Сыграем?
Она ничего не ответила, найдя мои губы своими губами и крепко сжав меня в объятиях.
Большие напольные часы в коридоре пробили четыре раза, когда мы, наконец, смогли оторваться друг от друга.
– Надеюсь, мы никого не разбудили,– прошептала она.