– Странность? О чём ты говоришь?
– Гоша, только не обижайся на мои слова, может быть, никто в вашей семье не замечал этого, но ты совсем не похож на своих родителей.
– В каком смысле?
– Внешне,– пояснила Рина,– понимаешь, создаётся полное впечатление, что ты не их ребёнок.
– Ну, знаешь,– я пожал плечами,– такое бывает.
– Конечно, бывает,– быстро согласилась она,– но пока твоя мама подробно рассказывала мне истории о твоём детстве, я неожиданно вспомнила свою работу в аналитическом отделе. Его до сих пор возглавляет женщина, которая первой обратила внимание на то, что кроме отсутствия внешнего сходства у тебя с родителями разные группы крови. Не знаю, отчего я вдруг вспомнила её слова.
– Хочешь сказать, что люди, которых я называю мамой и папой, на самом деле не являются таковыми?
– Гошенька, любимый, я ничего не хочу сказать, просто констатирую факт, который очевиден. Я очень внимательно рассматривала фотографии твоих бабушек и дедушек по обеим линиям и не нашла даже их отдалённого сходства с тобой, понимаешь? К тому же кровь…
– Надеюсь, меня не подменили в роддоме,– натянуто улыбнулся я.
– Конечно, нет, тут явно что-то другое.
У меня отчего-то защемило в груди.
– Я хочу поговорить с этой женщиной. Имею в виду твою бывшую начальницу.
– Как ты себе это представляешь?
– Звони отцу, пусть он устроит встречу или видеоконференцию.
Немного помедлив, Рина кивнула и достала из кармана джинсовой куртки телефон.
– Папа, привет! Гоша хочет с тобой поговорить.
– Здравствуй,– услышал я голос Валерия Фёдоровича,– давно не общались. Что там у тебя, вспомнил, кто ты такой или решил пригласить на свадьбу?
Он пытался изображать веселье, но я чувствовал напряжение в его голосе.
– Добрый вечер. Я хочу поговорить с начальницей Вашего аналитического отдела. Это срочное дело.
– Для чего?– спросил он после довольно долгой паузы, и до меня долетел негромкий щёлчок зажигалки.
– Для того,– ответил я,– чтобы, наконец, узнать правду, которую Вы постоянно утаиваете от меня.
– Друг мой, вся проблема заключается в том, что этой правды не знает никто. И я в том числе.
– Ваша дочь называет моих родителей мамой и папой. Нас ещё не расписали, но мы уже почти одна семья. Прошу Вас как второго отца, дайте мне возможность увидеться с ней.
– Хорошо,– выдохнул он в трубку, и мне даже показалось, что в воздухе запахло табачным дымом,– ты больше чем кто либо, имеешь на это право. Завтра в одиннадцать утра ты увидишься с ней. Место встречи тебе известно, приходи туда один.
– Нет,– возразил я,– мы придём вместе с моей будущей женой. Теперь это не только моё дело и я хочу, чтобы она знала всё на случай, если в будущем что-то пойдёт не так.
Он долго раздумывал, прежде чем ответить.
– Знаешь, Гоша, иногда обстоятельства складываются таким образом, что чем меньше знаешь, тем лучше спишь. Тебе не кажется, что в данном случае возникла подобная ситуация?
– Наоборот. Хорошо помню, как Вы сказали о том, что нам всем придётся пройти этот путь до самого конца. Катя часть этого пути и, раз уж так вышло, тоже находится в игре.
– Вот и договорились, сынок,– завершил разговор он.
– Молодец!– Рина с нежностью смотрела на меня.– Иногда его следует осаживать. Кстати я разговаривала с мамой, она передала тебе большой привет, ждёт не дождётся, когда познакомится с тобой.
– Я тоже очень хочу увидеть женщину, живущую с задиристым генералом.
Рина улыбнулась.
– И ещё я сегодня заказал пароход,– сообщил я ей.
– Пароход? Зачем? Мы куда-то уплываем?
– Мы сыграем на нём свадьбу,– пояснил я, а заодно ты увидишь развод всех питерских мостов.
Она со смехом закружилась вокруг меня, и ничего не понимающий Гном, громко лая, закружился вместе с ней.
– Вот это да! Значит, платье всё-таки будет?
– И платье, и кольца, и оркестр, играющий только для тебя!
Она смотрела на меня счастливыми глазами, я улыбался в ответ, но тревожное чувство, недавно посетившее меня, не проходило.
Спать мы легли достаточно рано, так как Рина решила с самого утра посетить магазин, чтобы купить одежду.
Сон не шёл, я ворочался и несколько раз ходил на кухню попить молока.
В очередной раз, вернувшись в спальню, я увидел, что Рина лежит с открытыми глазами.
– Разбудил?– извиняющимся тоном спросил я.
– Нет, мысли не дают заснуть.
– Поделишься?
– Я сама ни в чём не уверена, боюсь запутать тебя и себя.
– Как, по-моему, так больше уже некуда,– я прилёг рядом.
– Листок.
– Какой листок?– не понимая, переспросил я.
– Я говорю о листке бумаги, на котором была написана формула. Отчего он оказался оборван?