- А если вот так, - в недрах его существа возникло нечто, что не давало покоя его разбушевавшимся нервам.
Оно вновь приобрело форму шара, но все ложноножки были собраны в пучок и высоко возвышались над телом. Внезапно шарик стал прогибаться внутрь и ее зеркальное отражение показало пару прозрачных пузырей с перемычкой посередине. Ложноножки, перестав нервно содрогаться, спокойно улеглись назад, прикрыв оба шарика.
- А я ничего, - молниеносный раздражитель сверкнул в его прозрачном теле, - вот если бы...
Нижний шарик увеличился в объеме, а четыре ложноножки скатились и пристроились на нем.
Внезапно, острое чувство голода захватило целиком все его существо. И оно лихорадочно стало захватывать ловкими манипуляторами псевдоподий все, что попадалось на пути. Пищеварительная вакуоль, словно потеряла ограничитель, заставляла его снова и снова бросать новую пищу в емкость, в которой бурлящим месивом кружили пищеварительные соки и перемалываемая еда.
Объем цитоплазмы неумолимо увеличивался и тело амебы росло пропорционально тому, что в него попадало.
Оно с яростью выбрасывало многочисленные щупальца вокруг себя и уже не тащило, а просто загребало питание и заглатывало его целиком. Презрительно и высокомерно взглянуло оно на пупырчатое существо, которое совсем недавно пугало своими размерами и опасностью, которая исходила от его длинного и липкого языка.
Слегка поднатужившись, амеба сковало существо парой десятков ложноножек и разверзло каверну пищеварительной воронки, не забыв произвести и впячивание в паре мест своего уже необъятного тела. Пупырчатое существо даже квакнуть не успело, а уже было поглощено амебой целиком.
На этом все силы и резкие телодвижения прожорливой особи, которую никак нельзя было больше называть микроорганизмом, иссякли. И оно, удовлетворенное и сытое, как удав, бросилось в объятия Морфея, вольготно расположившись в одном из болотных бочагов, раскинув в стороны все свои многочисленные псевдоподии...
Она проснулась в чем-то липком, вязком и обладающем запахом, который коробил ее обонятельное восприятие.
- Кто я? - появилась первая оформленная мысль. - Где я?
Она резко села и огляделась. Вокруг было сумрачно, тепло и влажно. В слуховые мембраны настойчиво проникал тонкий противный писк, издаваемый многочисленным гнусом, закрывающим весь небесный свод.
Она попыталась смыть часть болотной тины со своих длинных, почти прозрачных волос и пышной обнаженной груди.
- А я ничего, - подумала она, когда увидела свое отражение в зеркальных чешуйках собственного хвоста, плотно прилегающих друг к другу.
На нее смотрело миловидное лицо с огромными органами зрения болотного цвета, красивой резко очерченной формой ротового отверстия и курносым обонятельным органом.
Очень хотелось пить...
- Странно, - подумала она, - как я сюда попала?
В памяти всколыхнулось что-то, отдающее страшным перееданием и излишним принятием жидкости...
- Эк меня угораздило, - мелькнула мыслишка, - даже память отшибло.
Теперь же ей предстояло преодолеть некоторое расстояние до чистой воды. Она уже смогла сфокусировать зрение и разглядеть блики солнечных лучей, отражаемых от поверхности водоема.
- Нет, а все-таки, кто же я, - размышляла она неловко, но весьма шустро, передвигаясь по хлюпающей трясине болота.
Но обалдевшая генетическая память не хотела раскрывать собственные секреты, оставляя их для дальнейшего перспективного развития...
3. Луна и водоросли
Айне не видела врагов поблизости, но была уверена, что они существуют. Затаившиеся где-то под корягой и молчаливые, как воды океана. Неслышные твари с щупальцами и острыми зубами. Она знала, что охота на русалок ведется днем и ночью. Но луна, разлитая на водной поверхности, грозный союзник морских дев, предупреждала об опасности, и приходилось искать новый дом, место, где они наконец смогут насладиться тысячелетним сном.
Отбиться от стаи, остаться одной - худший кошмар для любой русалки. Айне плохо помнила, как оказалась близ кораллового рифа. Первое воспоминание после очередной трансформации - погружение в воду. Небо над головой, непривычно голубое; палящее солнце, испаряющее влагу с бирюзового хвоста. Руки беспомощные, как водоросли, обездвиженные и почти мертвые. По поверхности век пробегает холодный ветер, а затем глаза заполняются водой. Мир становится привычным и таким знакомым. Стук. Сердце остановилось. Мышца вытолкнула последнюю порцию крови из камер и впустила туда морскую воду. Больно только поначалу. Неокрепшие сосуды принимают бедную кислородом жидкость в свои пещеры с опаской, но вода, не спрашивая разрешения, заполняет все свободное пространство.