Староста мрачно хмыкнул.
- Неужто утбурд? – нерешительно подал голос кто-то из поселян.
- Утбурд, - кивнул Кнут Хёдвигссон.
Сигрид подняла голову.
- Утбурд? Что?
- Злой дух погубленного младенца, – объяснил староста. – Оставленного когда-то собственной матерью на погибель и желающего с тех пор лишь одного – отомстить ей. И всему людскому роду заодно.
В очаге треснула горящая ветка, переламываясь пополам. Сигрид вздрогнула. Староста Кнут, мрачно глядя на пляшущие язычки пламени, подбросил в огонь немного хвороста.
- Один, храни нас, – прошептали в задних рядах.
- Как же так вышло, что он нас самих до сих пор не сожрал? – с тревогой спросила рябая девка.
- Да известно, почему, – был ей ответ. – Наша-то деревня стоит на острове посреди Лаксстрёмме.
- Верно, - подтвердил Хёдвигссон. – Только двух вещей боится утбурд – железа и текущей воды. Слышишь, парень, – обратился он к Гуннару. – Говоришь, утбурд от вас отстал, как только ты обнажил сакс?
- Именно так, - Гуннар вытащил клинок из ножен, словно в подтверждение своих слов. – Отец мой мне его подарил, ко дню совершеннолетия.
- Ты когда домой вернёшься, батюшке-то своему в ноги поклонись. Его подарок вас обоих спас, – заметил Кнут.
Поселяне закивали головами, соглашаясь со своим старостой.
- Обязательно. Так и сделаю, - пообещал Гуннар, убирая меч.
Свен-мельник хлопнул себя по коленям.
- Погодите-ка, – сказал он. – Помните, пятнадцать лет назад старый Фроки пропал зимой, примерно в это же время, перед самым Йолем? Ну помните, мы его так и не нашли? Или два года тому, Торин, младшой сын нашего кузнеца? Нашли его мёртвое тело в лесу, грудь раздавлена, словно гнилой орех? Мы-то грешили либо на медведя, либо на горного тролля, а это, оказывается, утбурдова работа?
- Да, мы и людей незнакомых, не из наших краёв, находили, – добавила женщина с ребёнком. – Всё сходится.
- Верно, всё верно, – кивнул Хёдвигссон.
- Эх, знать бы, кто навёл этакое проклятье на наши края, – вздохнул Свен.
- Поди знай. Теперь это уже не выяснишь, – невесело ответил староста.
Все замолчали. Лишь потрескивали горящие дрова. Сигрид отхлебнула из уже остывшей чашки.
Огонь ярко освещал лица людей, сидящих и стоящих у очага. Остальное пространство длинного дома скрывалось во мгле.
- Скажи мне, юноша! Где это произошло? Где вы повстречались с утбурдом? Помнишь ли ты это место? – раздался вдруг робкий голос из этого мрака.
Все обернулись. Отблеск пламени выхватил из темноты сгорбленную женскую фигуру, бледное лицо, сложенные у груди руки.
- Халла? – удивлённо воскликнул Кнут.
Во взгляде женщины читалась нескрываемая боль и отчаяние. И вместе с тем – некая надежда.
- Как не помнить. В паре миль севернее отсюда, – ответил ей Гуннар. – Примерно там, где с горы открывается вид на весь Лаксе-фьорд. А что?
Та, кого назвали Халлой, подошла ближе. Поселяне молча расступились перед ней.
Была она немолода, хоть и не сказать, что слишком стара, но лицо её изрыли ущелья преждевременных морщин, а в прядях светло-русых волос, выбивающихся из-под шерстяного платка, проглядывала снежная седина. Впрочем, по чертам лица её видно было, что когда-то она, пожалуй, слыла красавицей. Но… именно, что «когда-то».
- Дело в том, что я знаю, откуда это пошло, – присаживаясь к очагу, сказала она.
- Его звали Снорри. Был он молодым викингом, отважным и красивым, как стройная сосна. Смех его был подобен звону лесного ручья, а объятия его были крепки, как вековая скала фьорда. А так, как любил он, не умел любить более никто. Той весной, отправляясь с дружиной в поход, он обещал, что вернётся самое большее через три месяца с богатой добычей, и тогда мы справим свадьбу, да такую, какой ещё не видали берега Лаксе-фьорда. Но он не вернулся ни через три месяца, ни через полгода. Лишь через год дошло до нас известие о большой битве в южных землях, в которой пали и юный викинг Снорри, и вся дружина, с которой он шёл в поход. Море поглотило из всех. Но тогда мы ни о чём не знали…