Печальное лицо Ласки ничего не выражало, он несколько раз моргнул.
— Да, возможно. Но это никак не объясняет убийств в «Мансарде», не так ли?
— Да. Вы правы. Конечно, не объясняет, — согласился Джентри и в последний раз мазнул платком по носу. — Спасибо, профессор. Очень признателен за то, что вы с нами связались. Если вспомните что-нибудь про мисс Дрейтон... если у вас появится хоть какой-то намек на причины и следствия всего этого свинства, пожалуйста, позвоните нам. Мы оплатим звонок. Договорились?
— Разумеется, — кивнул психиатр. — Всего хорошего, джентльмены.
Хейнс подождал, пока закроется дверь, и сказал:
— Этого Ласки неплохо бы проверить.
— Угу, — сказал Джентри, медленно поворачивая в руке свою пустую чашку. — Уже проверил. С ним все в порядке — он именно тот, за кого себя выдает.
— Вы проверили его еще до того, как он пришел к нам?
Джентри ухмыльнулся и поставил чашку.
— Сразу после его вчерашнего звонка. У нас не так уж много подозреваемых, чтобы экономить на телефонном звонке в Нью-Йорк.
— Я попрошу, чтобы в ФБР проверили, где он был начиная с...
— Читал лекцию в Колумбийском университете, — перебил его Джентри. — В субботу вечером. Потом участвовал в дебатах по поводу насилия на улицах. После этого был на приеме, закончившемся где-то после одиннадцати. Я беседовал с деканом.
— И все же я проверю его досье, — упрямо заявил Хейнс. — В том, что он тут мямлил о знакомстве с Ниной Дрейтон, было нечто странное...
— Да, — согласился Джентри. — Буду очень обязан, если вы сделаете это, Дик.
Агент Хейнс взял свой плащ и кейс, потом остановился и посмотрел на шерифа. Джентри так крепко стиснул руки, что побелели костяшки пальцев. В его обычно добродушно-веселых глазах застыл гнев, почти ярость.
— Дик, я очень рассчитываю на вашу помощь в этом деле. По всем пунктам.
— Разумеется.
— Я серьезно. — Джентри взял в руки карандаш. — Какая-то сука убила девять человек в моем графстве. Это им даром не пройдет. Кто-то дал толчок всему этому дерьму, и я собираюсь выяснить — кто.
— Да, — согласился Хейнс.
— И я обязательно выясню это, — продолжал Джентри. Его взгляд стал холоден и безжалостен. Карандаш хрустнул в его пальцах, но он этого не заметил. — А потом я до них доберусь, Дик. Клянусь.
Хейнс кивнул, попрощался и вышел. Джентри долго смотрел на закрытую дверь. Затем перевел взгляд на сломанный карандаш в руках. Он не улыбнулся, нет. Медленно и аккуратно он принялся ломать карандаш на кусочки.
Хейнс взял такси, уложил вещи, заплатил по счету и на том же такси поехал в Международный аэропорт Чарлстона. До рейса еще было слишком долго. Сдав вещи, он походил по эспланаде, купил «Ньюсуик» и, миновав несколько телефонных будок, остановился у ряда таксофонов в боковом коридоре. Здесь он набрал номер с вашингтонским кодом.
— Номер, который вы набрали, временно не обслуживается, — четко произнес автоматический женский голос. — Пожалуйста, попробуйте еще раз или свяжитесь с представителем компании Белл в данном районе.
— Хейнс, Ричард, — сказал агент. Он оглянулся через плечо: женщина с ребенком прошла к туалетам. — Ковентри. Кабель. Я пытаюсь связаться с номером 779-491.
Послышался щелчок, тихое гудение, затем шорох еще одного записывающего устройства, механический голос:
— Учреждение закрыто на переучет. Если вы хотите оставить телефонограмму, дождитесь сигнала. Время записи не ограничено. — Полминуты молчания, затем мягкий аккорд. И агент тихо сообщил:
— Говорит Хейнс. Через несколько минут вылетаю из Чарлстона. Сегодня появился психиатр по имени Соломон Ласки. Беседовал с Джентри. Ласки говорит, что работает в Колумбийском университете. Написал книгу под названием «Психология насилия». Издательство «Академия Пресс». Утверждает, будто трижды встречался с Ниной Дрейтон в Нью-Йорке. Отрицает, знал Баррет Крамер, возможно, это ложь. На руке у него татуировка концентрационного лагеря. Серийный номер 4490182. Далее: Джентри сделал запрос насчет Карла Торна; ему известно, что тот в действительности был швейцарским вором по имени Оскар-Феликс Хаупт. Джентри неряха, но неглуп. Похоже, у него в заднице сера горит из-за этого дела. И наконец, письменный рапорт я сдам завтра. Тем временем рекомендую начать слежку за Ласки и шерифом Джентри. В качестве меры предосторожности можно было бы временно отменить страховку обоих этих джентльменов. Вернусь домой около восьми вечера и буду ждать дальнейших инструкций. Хейнс. Кабель. Ковентри.
Он повесил трубку, взял в руку кейс и быстрым шагом направился к толпе двигавшихся пассажиров, к выходу на вылет.
Сол Ласки вышел из здания муниципалитета и свернул на боковую улицу, где стояла взятая напрокат «Тойота». Накрапывал мелкий дождь. Несмотря на изморось, было на удивление тепло: Сол к такому не привык. Температура около двадцати, не меньше. Позавчера, когда он уезжал из Нью-Йорка, шел снег, а температура уже несколько дней была ниже нуля.
Сол сидел в машине и смотрел, как капли дождя стекают по ветровому стеклу. В машине пахло новой кожаной обивкой и дымом чьей-то сигары. Несмотря на теплый воздух, его колотила дрожь, все сильнее и сильнее. Он крепко сжал руками руль и сидел так до тех пор, пока не унялась дрожь, осталось лишь напряженное подрагивание в ногах. Стиснув пальцы, он стал думать о чем-то постороннем: о весне, о тихом озере, которое он нашел в Адирондакских горах прошлым летом, о покинутой долине в Синайских горах, где иссеченные песком римские колонны высились на фоне сланцевых утесов.
Через несколько минут Сол завел машину и поехал без цели по вылизанным дождем улицам. Машин было мало. Он подумал, не поехать ли ему по 52-й дороге в свой мотель, но вместо этого развернулся на юг и двинулся по Ист-Бей к Старому Городу.
Туго натянутый тент перед отелем «Мансарда» доставал до самого края тротуара. Сол быстро глянул на неосвещенный вход под тентом и поехал дальше. Через три квартала он свернул направо, на узкую улицу, вдоль которой ютились жилые дома. Дворы и внутренние дворики были огорожены витыми металлическими решетками. Сол сбавил скорость и стал считать про себя дома, стараясь рассмотреть их номера.
Дом Мелани Фуллер был погружен в темноту. Двор пуст; дом, граничащий с особняком Фуллер с севера, похоже, был заперт и тоже пуст: окна закрыты тяжелыми жалюзи, на воротах, ведущих во двор, — цепь и большой замок, по виду недавно купленный.
На следующем перекрестке Сол повернул налево, затем еще раз налево; он почти вернулся на Брод-стрит, прежде чем нашел место впритык к грузовику, где мог бы припарковаться. Дождь пошел сильнее. Сол взял с заднего сиденья белую теннисную шапочку, натянул ее на глаза и поднял воротник вельветовой спортивной куртки.
Переулок пересекал середину квартала; по бокам его стояли крохотные гаражи, деревья с густой листвой и бесчисленными ящики для мусора. Сол снова начал считать дома, как тогда, когда ехал, но ему все равно пришлось разыскать две низкие высохшие на вид пальмы у южного углового окна, чтобы убедиться, что это — нужный ему дом. Он двигался медленно, засунув руки в карманы, зная, что очень бросается в глаза в этом узком переулке, но сделать по этому поводу ничего не мог. Дождь все не прекращался. Серый день потихоньку переходил во тьму зимних сумерек. Дневному свету оставалось не более получаса. Сол судорожно вздохнул и прошел три-четыре метра дорожки, отделяющей тротуар от небольшого строения — в прошлом, очевидно, каретного сарая. Окна его были закрашены черной краской, но помещение явно никогда не использовалось как гараж. Сарай был огорожен стальной сеткой, увитой виноградной лозой; сквозь ячейки сетки торчали острые шипы живой изгороди. Низкая калитка, когда-то представлявшая часть черного железного забора, тоже была заперта на цепь и висячий замок. На желтой пластиковой ленте вдоль цепи виднелась надпись: