— А как же мой отпуск, Макс? — спросил журналист для порядка.
— Витя, Григорий Сковорода впервые отдохнул по-настоящему только тогда, когда стал памятником, — хохотнув, ответил Радуцкий.
Лавров, едва сдерживая смех, схватился за ребра. После недавнего приключения с «убийцей» на пруду у него все еще болели легкие.
— Ладно, Макс. Но помни! Ты мне уже должен, как земля колхозу!
Конечно, Виктор жалел о том, что не догуляет свой отпуск. И с дочками он почти не бывает, и вообще…
«…Какая замечательная сиеста на родине! Здесь и степь, и лес, и пруд, черт бы его побрал… Но разве дело в этом? Эти милые сердцу запахи и звуки, памятные с детства! Чистейшее, лучшее небо в мире. Моя Вселенная… как слова песни «Чому я не сокіл? Чому не літаю?..» Почему?..
Виктор застыл в немом вопросе, открыв сарай, приспособленный под гараж. На него смотрел его «гелик» без двух передних колес и зеркал заднего вида.
— Охренеть. Вот тебе и друзья-земляки…
Пока Виктор наслаждался отдыхом, прививая своим дочкам любовь к родине, кто-то умудрился пробраться в сарай-гараж и свинтить колеса и зеркала с его «мерседеса»…
Дело принимало серьезный оборот. Взвесив все «за» и «против», Лавров прикинул, что такси, как и эвакуатор, быстро сюда не приедет. Самым разумным решением было уезжать своим ходом. Заплатив хозяину домика и отдав распоряжения насчет эвакуатора, он, к большому удивлению Лизы и Даши, быстро стал собираться домой.
— Что, уже домой? — возмущенно произнесла старшенькая Лиза.
— Уже-уже, — почти оправдываясь, торопливо пробормотал Виктор и тут же нашелся: — И так уже начало учебного года пропустила…
Хотя, конечно, Лавров чувствовал себя виноватым перед дочками. Праздник общения с отцом — такой, увы, нечастый — заканчивался.
Выезжали второпях — на первом и последнем в этот день автобусе из села в районный центр. Порадовало то, что, кроме водителя, в стареньком «ПАЗике» советских времен больше никого не было.
— Доедет? — шутливо спросил Виктор водителя на разбитой сельской остановке.
— Залізно! — ответил искренний водитель. — Цей автобус ще нас з тобою переживе…
— Пусть переживет, только не во время этой поездки. Хорошо? — весело договорился с водителем Виктор.
Автобус чихнул, пыхнул и начал свой путь. Но закончил его на середине пути.
— Засада якась… — почесал в затылке почти не удивившийся шофер и, взяв из-под сиденья гаечный ключ, полез куда-то в двигатель, давая понять: дальше сами.
Вокруг жизнерадостно пели степные птички и стрекотали кузнечики. До железнодорожной станции было около восьми километров. Для Лаврова это было не расстояние, но с пятилетней Дашей и пятнадцатилетней Лизой да еще и с кучей сумок в руках о коротком марш-броске можно было забыть.
«Черт возьми. Это ж надо! И, как назло, никакого транспорта. Хех, где же ты, моя госпожа удача?»
И тут призывы Лаврова были услышаны: из-за тополиной посадки с громким скрипом выехала телега, запряженная клячей, которая еле-еле волокла тощие ножки с непомерно большими копытами.
— Смотри, папа, живая лошадка! — обрадовалась младшенькая Даша.
— Только и дела, что живая, — грустно усмехнувшись, ответил Лавров.
Конечно, младшей дочке не нужно было спешить на любимый телеканал по требованию-просьбе генерального продюсера. А езда в кузове телеги, будто приехавшей из музея старины — с продольными и поперечными брусьями, с оглоблями, колпаками и чека́ми деревянных колес — вот это доселе невиданно и интересно! Девочка даже забыла про планшет со «старкрафтами» и «нидфоспидами», зато узнала, что такое «тили́паться» по бездорожью и что такое «бісова дитина» и «припини, падлюко!» когда лошадь не слушается.
Не верьте, что автомобиль — это средство передвижения. Автомобиль — это роскошь, когда едешь на телеге. Особенно по проселочной дороге и без малейшей надежды встретить попутку. Все было как будто против того, чтобы Лавров успел на самолет.
Только к вечеру того же дня Виктор с изрядно уставшими Лизой и Дашей умудрились сесть в последний вагон пассажирского поезда, который кланялся каждому столбу, пропуская вперед литерные составы, и по счастливой случайности замер у платформы, где за два часа не остановилось ни одной электрички. Быстро договорившись с немолодыми проводницами, которые тут же узнали известного журналиста и покраснели от счастья, Виктор с семьей «поселился» в самом последнем купе вагона — единственном месте в поезде, где было три свободных места.