Её грёбаная улыбка была такой искусственно беззаботной, что Малфоя стало слегка подташнивать от такой херовенькой актёрской игры. Нужно было заканчивать этот фарс.
— Ты ни малейшего понятия не имеешь о моём идеальном утре, Грейнджер.
— Отчего же? Я точно знаю об одном таком, — она медленно поднялась и распрямилась. Сейчас их лица были примерно на одном уровне, и Драко ничего не стоило разглядеть лёгкое раздражение в глубине чёрного зрачка. — Три недели назад. Ты уверен, что подпортил свою аристократическую кровь, переспав с нечистокровной волшебницей, а на утро — бац! Никаких признаков, что что-то было. Идеальное утро, Малфой.
Гермиона усмехнулась, но снова вышло неестественно. Драко не верил. Ни одному её язвительному слову, ни насмешливой улыбке, ни-че-му. Абсолютно.
Он прищурился, поднимаясь и оказываясь перед ней в полный рост. Её макушка теперь едва доставала до его подбородка и Грейнджер пришлось задрать голову, чтобы видеть его.
— В моём понятии идеального утра, трусливая ты идиотка, от меня не сбегают девушки, которые своими недалёкими мозгами что-то там себе придумали и, поджав хвост, решили игнорировать очевидное, — зловеще прошептал, сверля её недобрым взглядом.
Гермиона слегка дёрнула плечами, видимо, желая поежиться от гнетущей обстановки, но вовремя себя остановила.
— Очевидно, что от девушек, с которыми хотят проснуться, не сбегают под утро, Малфой. И уж точно не стараются, как можно незаметнее, ускользнуть из своего же родового поместья.
В таком хорошо знакомом голосе, наконец, засквозила откровенная обида. Но чтобы это прикрыть, Грейнджер поспешила вздёрнуть подбородок как можно выше. Гордая. Сильная и независимая. Просто невыносимая. Дура.
— Ты такая дура, Грейнджер… — прошептал и покачал головой. Чтобы не дать ей возможности рассердиться, привлёк её лицо за подбородок ближе к себе. Злость отступала, сменяясь очевидным пониманием ситуации. — Я ходил за чёртовым кофе с круассанами. Для тебя. Для… нас.
Всего три буквы, а в животе что-то перевернулось. И пол под подошвами ног показался совсем неустойчивым. Кажется, этой невыносимой девчонке всё-таки удалось пошатнуть его стабильно-предсказуемый мир. Нас.
— Боже, Малфой, — она чуть не захлебнулась от поддельного восторга, скидывая его ладонь. — Какая очаровательная байка! Хочешь сохранить чистейшую репутацию в моих глазах? Интересно, для чего? Разве такие оправдания достойны грязной крови? Что это — холодный расчёт? В чём выгода?
Драко скрежетнул зубами, сдавливая челюсти. Угасающая ярость возвращалась на пару с ненавистью. Ему опостылел этот разговор. Она его не слышит. Не хочет. Даже не пытается.
— В чём выгода? — получилось так тихо, что губы едва шевельнулись. — Просто предполагаю, что через пару десятков лет ты доберёшься до поста Министра магии, а рядом буду я и моя чистейшая репутация! Может, тоже что-нибудь перепадёт, по старой дружбе, — грубо притянул её ладонью за талию, нависая над ней и обжигая сердитым блеском глаз. — Я просто ушёл за этим грёбаным магловским кофе. Латте, Грейнджер. Тебе знакомо это название? Твой идиотский латте стоил мне идеального утра! — сердито рыкнул и ослабил хватку.
Наверняка, он оставил над её тазовой косточкой нехилый такой синяк. Еле ощутимо скользнул большим пальцем по сдавленному месту, в надежде перекрыть болезненные ощущения, если до них, действительно, дошло дело. Малфой не умел рассчитывать силу.
Он не хотел. Ничего этого не хотел. Всё, что ему было нужно — позавтракать вместе с ней. В то утро. Три недели назад. Выпить кофе с дурацкими круассанами. Вместе. Всё. Ничего больше не нужно было. Ничего другого он не хотел.
— Ты, правда, ходил за кофе? — тихо поинтересовалась, не отрывая взгляда от металлической радужки его глаз.
— Наконец-то дошло, Грейнджер? — вторая ладонь тоже незаметно скользнула к талии, обхватывая хрупкую фигуру.
— Я думала…
— Я прекрасно понял, о чём ты думала, Гермиона.
Голос был прохладным. И усталым. Ещё одна изматывающая рабочая неделя подходила к концу.
Грейнджер шумно выдохнула, виновато уткнувшись взглядом в его белую рубашку.
— Ты услышал от меня столько… — она, совершенно точно, не могла найти слов, чтобы описать все те любезности, которыми, как шипами, колола его всё это время.
— Дерьма. Да, Грейнджер. Начиная с того, что я просто самый-большой-придурок-на-свете и заканчивая тем, что беден. Ты же это хотела до меня донести сегодня — что, кроме папочкиных денег, у меня за душой нет ни гроша, верно?
Гермиона поджала губы. Щёки снова стыдливо начали краснеть, поэтому она не придумала ничего лучше, чем уткнуться лбом в его плечо. Узкие ладошки нерешительно легли на грудь Драко. И он, как бы ни злился, невольно прижался губами к неукротимым кудрям. Он скучал по этой возможности — находиться так близко. По Грейнджер скучал.
Случайная ночь стала неслучайной.
За дверью раздавался гул десятков голосов. Сотрудники покидали рабочие места, с облегчением оставляя работу до понедельника.
Малфой поднял руку вверх и стал осторожно перебирать тёмные волны волос. Гермиона, по-прежнему, молчала.
— Что ты собиралась делать после работы, Грейнджер?
Мягкие прядки кудрей утопали в его пальцах.
— Пойти домой и…
— Ужасно скучно. Не продолжай.
Гермиона подняла взгляд. Не осуждающий. Не раздражённый. Самый обычный. Просто на него посмотрела.
Драко убрал с её лица прядку-пружинку, осторожно заправив локон за ухо.
— Я невероятно зол на тебя, Грейнджер. И дело даже не в том, сколько гадостей я услышал от тебя за эти недели.
— Нет?
Малфой едва качнул головой.
— Я строил из себя долбанного романтика, пытаясь дать тебе то, чего, ты считаешь, у меня нет — заботу. Чем встретил меня мэнор? Твоей трусостью. И самым отвратительным утром.
— Малфой… Я…
— Что?
Она вздохнула, собираясь с мыслями.
— Для меня никто никогда не покупал кофе… с утра. И я не думала, что это захочешь сделать ты.
— Конечно, Грейнджер, я же воплощение самого ада, — недовольно нахмурился. — И дело в том, что это именно я, да? Чёртовы стереотипы, они вшиты уродливым клеймом в мою кожу, верно?
— Ты… Мерлин, нет. Это просто…
Ей катастрофически необходимо было оправдаться, сказать что-то вразумительное, но все аргументы были против неё. Врать в лицо она не могла. Драко бы понял и без всякой легилименции, что она кривит душой.
— Прости.
— Почему ты такая, Грейнджер?
— Какая? — тихо пробормотала, боясь столкнуться с его взглядом и пряча глаза.
— Как все.
Два слова. Шесть холодных букв. К а к в с е.
Конечно, это ни черта ни комплимент.
Его голос — лёд. И этот лёд ужасно жжёт её кожу. И почему-то из-за него щиплет глаза в самых уголках.
— Малфой…
— Да, Грейнджер?
— Не надо.
— Что не надо?
— Говорить такие вещи. Это… неприятно.
— Также неприятно, как холодная постель с утра?
Гермиона ничего не сказала, осторожно выбираясь из его ладоней. И… он позволил. Бросил на неё тяжёлый хмурый взгляд, убирая руки в карманы брюк.