В 1913 г. Дитфурт, к моей радости, снова возвратился в полк, и мы вместе поступили в военную академию. Но вскоре его снова отозвали на пост старшего адъютанта полка, – доказательство того, что начальники высоко ценили его как офицера. Тем не менее, мы продолжали оба служить вместе в Берлине. Война снова разделила нас. Дитфурт начал войну на посту старшего адъютанта кадрового, а я запасного полка. Судьбе было угодно, чтобы мы, как это иногда бывает в жизни, опять сошлись вместе во время сражения на Сомме в штабе 1 армии на должностях офицеров штаба. Летом 1917 г. Дико снова отозвали. Чета кайзера вспомнила о его замечательных способностях как воспитателя и пожелала, чтобы он посвятил себя воспитанию сыновей кронпринца. На этот пост нельзя было подобрать человека, который бы лучше справился с этими обязанностями. Для самого Дитфурта это было, однако, тяжелым ударом – во время войны вдруг возвращаться на родину. Придворным он так никогда и не стал. И после революции, с которой его задача потеряла первоначальный смысл, он остался верен этой своей задаче. После окончания воспитания принцев он поступил в услужение к кронпринцу. Когда он решил, что кронпринц больше не нуждается в нем, он сейчас же последовал велениям своего сердца и снова стал солдатом. Еще несколько мирных лет ему суждено было провести на должности инструктора вначале своего батальона, а затем своего полка. Вражеская пуля настигла его, когда он шел во главе своих гвардейцев в первых рядах, стреляя из винтовки.
Смерть не пощадила и моей семьи. Во время польской кампании старший брат моей жены, ротмистр запаса Конрад фон Лёш, был тяжело ранен в позвоночник. Это было 9 сентября во время сражения на Бзуре. Он служил в разведывательном батальоне. Ему принадлежало бывшее имение его отца в Лорцендорфе (Силезия); он был женат на графине Цедлитц и имел трех детей. Даже такой хирургический гений, как фон Зауербрух, не смог спасти его. Все же этот большой специалист своим искусством, а, прежде всего своим сердечным отношением смог несколько облегчить тяжелые страдания в последние месяцы жизни моего шурина. Он умер в возрасте 40 лет в марте 1940 г. в клинике Шаритэ в Берлине. Эта потеря была тяжелым ударом для нас всех, в особенности для моей жены, которая, будучи младше его всего на один год, росла вместе с ним. Этот человек, преисполненный идеалов, очень любил своих детей, по-дружески относился к людям в своем имении, был страстным любителем верховой езды и своей солдатской профессии. Он останется в памяти не только своих близких.
5 октября Гитлер устроил парад Победы в Варшаве. На большой аллее, ведущей от Бельведера к дворцу, дефилировали мимо него одержавшие победу дивизии, находившиеся теперь в Варшаве и ее окрестностях. Несмотря на проведенные бои и перенесенные тяготы военной жизни, войска производили прекрасное впечатление. В глазах молодых солдат сияла гордость, вызванная одержанной в этой «молниеносной кампании» победой.
К сожалению, парад окончился неприятным эпизодом, который одновременно пролил яркий свет на отношение Гитлера к офицерам сухопутных сил.
Было предусмотрено, что Гитлер, незадолго до своего вылета, на аэродроме будет беседовать с командирами соединений, участвовавших в параде.
Не без основания мы ожидали от него в нескольких словах благодарности. В одном из ангаров был накрыт стол, за которым Гитлер должен был вместе с командирами отведать суп из полевой кухни. Когда он, однако, вошел в ангар и увидел стол, накрытый белой скатертью и украшенный осенними цветами, он резко повернулся, подошел к полевой кухне, стоявшей рядом с ангаром, попробовал несколько ложек супа, поговорил с окружившими его солдатами и улетел. Очевидно, подобным отношением он хотел подчеркнуть свою «близость народу». Я, однако, сомневаюсь, что наши бравые гвардейцы действительно одобрили его поведение. Они, вероятно, вполне бы поняли, что глава государства, после таких побед отдав дань командирам, отдал бы дань и самим войскам. По отношению к первым же его поведение было явной бесцеремонностью, которая в такой момент заставляла задумываться.
Польская кампания в то время получила название «молниеносной войны». Действительно, эта кампания по быстроте ее проведения и результатам являлась единственной в своем роде, пока впоследствии наступление немцев на западе не явилось подобным же достижением, но в еще больших масштабах.