Кануэй ответил, что немного знал некоторых из них. Ему было известно, что согласно этикету, отвлеченный разговор будет продолжаться до тех пор, пока не унесут чайные чаши, но, не смотря на сильное желание услышать историю Шангри-Ла, он далеко не находил его раздражающим. Бесспорно, в нем самом было некоторое количество того чувства неохоты, которым обладал Коу Каи Тчоу.
Наконец был подан сигнал, снова загадкой мягко вошел и вышел прислужник, и более без вступлений Высший из Лам Шангри-Ла начал:
"Скорей всего, дорогой мой Кануэй, в общих чертах Вам известна история Тибета. Я проинформирован Чангом, что Вы достаточно пользовались нашей библиотекой, и у меня нет сомнений, что скудные, но чрезвычайно интересные летописи этих областей были Вами изучены. В любом случае Вам будет известно, что Несторианское Христианство было широко распространено в Азии в Средние Века, и что память о нем оставалась долгое время после его фактического упадка. В семнадцатом столетии возрождение Христианства побуждено было самим Римом через общества героических Иезуитских миссионеров, странствия коих, если я могу позволить себе заметить, куда более интересны для чтения чем скитания Святого Паула. Постепенно утверждение церкви произошло на огромной территории, и выдающимся фактом, в котором сегодня многие европейцы не отдают себе отчета, является то, что на протяжении тридцати восьми лет в самой Лазе существовала Христианская миссия. Однако, было это не из Лазы, а из Пекина в году 1719, что четверо монах Капучин отправились на поиски остатков Несторианской веры, которая все еще могла быть сохранена в глубине страны.
"В течении многих месяцев они странствовали на юго-восток, по Ланчоу и Коко-Нор, сталкиваясь с трудностями, которые Вы хорошо можете себе представить. В дороге трое из них умерли, и четвертый был близок к смерти, когда по воле случая набрел он на каменистое ущелье, что является сегодня единственным реальным подходом в долину Синей Луны. К его удивлению и радости, нашел он там процветающее, дружелюбное общество первым жестом которого было то, что я всегда считал нашей древнейшей традицией -гостеприимство к незнакомцам. Быстро он восстановил здоровье и приступил к проповедованию своей миссии. Люди эти были Буддисты, но при желании услышать его, и имел он сравнительный успех. Был там античный ламазери, существующий тогда на этом самом горном выступе, но находился он в состоянии разложения, как физического так и духовного; и по тому, как плоды труда Капучина росли, зачал он идею на том же великолепном месте выстроить Христианский монастырь. Под его наблюдением произошла починка и большая реконструкция старых построек, и в году 1734 он сам поселился там пятидесяти трех лет от роду.
"А сейчас разрешите мне поведать Вам больше об этом человеке. Имя его было Перраулт, и по рождению он был Люксембуржец. До посвящения себя Дальневосточным Миссиям он учился в Париже, Болоньи, и был школяром в некотором роде. Существует несколько записей раннего периода его жизни, который, однако, для человека его возраста и профессии, необычным нельзя назвать ни по каким меркам. Он любил музыку и искусства, имел особую склонность к языкам, и до той поры, пока определился в призвании, успел вкусить все известные удовольствия мира. У Malplaquet[3] сражались в года его юности, и с собственного опыта он знал ужасы войны и вторжений. Он был крепок физически; в течении своих первых лет, как и любой другой человек, он работал своими руками, возделывал собственный сад, учился у жителей так же как и обучал их. Внутри долины обнаружил он месторождения золота, но искушения в них для него не было; местные растения и травы занимали его больше и глубже. Он был прост и ни сколько не фанатичен; противился полигамии, но не видел причин нападать на любимую всеми ягоду tangatse. Ягоде этой приписывались медицинские качества, но популярность ее была главным образом в эффектах слабого наркотика. Надо сказать, что Перраулт сам пристрастился к ней; и было то его способом принимать от местной жизни все, что она предлагала и он находил приятным и безвредным, и взамен тому давал он духовное богатство Запада. Аскетом он не был, все, что было в мире хорошего, приходилось ему по вкусу, и с осторожностью учил он своих обращенных как катехизмам так и приготовлению пищи. Мне хочется чтобы у Вас сложилось впечатление очень искреннего, занятого, образованного и простого человека полного энтузиазма, который вместе с обязанностями священника не пренебрегал надеть рабочий костюм и помочь в строительстве этих самых комнат. И бесспорно, работа эта была огромной сложности, победить которую не могло ничто кроме упорства его и гордости. Я говорю гордость, потому как в самом начале это и был его основной мотив -- гордость собственной веры, которая привела к решению, что раз Гаутама мог вдохновить людей выстроить храм на утесе Шангри-Ла, Рим был в состоянии сделать не меньшее.
"Но время шло, и совершенно природным было то, что постепенно мотив этот должен был уступить место стремлениям более спокойным. Соперничество, после всего, есть дыхание юности, а ко времени становления монастыря Перраулт уже имел тяжесть возраста. Вы должны помнить, что по строгой оценке, работал он нерегулярно; хотя на того, чьи духовные наставники находятся на расстоянии измеряемом годами нежели милями, некоторая свобода вполне может быть распространена. Правда, люди долины да и сами монахи сомнений никаких не имели, любили его и слушались, и с годами стали благоговеть перед ним. Привычкой его было время от времени отсылать отчеты эпископу Пекина, но часто отчеты эти так и не достигали его; и потому как подразумевалось, что гонцы пали жертвами трудной и опасной дороги, Перраулт все больше склонялся к тому, что не хотел рисковать их жизнью, и где-то после середины столетия оставил это дело. Хотя несколько ранних посланий все же должны были дойти, и над деятельностью его нависло сомнение, ибо в году 1769 незнакомец доставил письмо, писанное двенадцать лет назад, в котором Перраулт призывался в Рим.