"Вам бы хотелось знать, как проводил он свое время в течении этих беспрецедентных лет. Его позицию можно сформулировать так, что раз уж он не умер в нормальном возрасте, то порешил, что не было ни одной раскрытой причины, отчего он должен или не должен сделать это в любой другой момент будущего. После того, как собственная его необычайность была им доказана, оказалось несложным поверить в то, что в любой момент необычайность эта может закончиться так же как и продолжать идти своим ходом. И с этой верой перестал он заботиться о будущем, и начал вести тот образ жизни, который редко бывал ему доступен, но всегда оставался желанным - сквозь превратности целой жизни пронес он в сердце спокойные вкусы школяра. Память его была замечательной, казалось, она ускользнула от физических препятствий в некую высшую сферу бескрайней чистоты; это почти походило на то, что сейчас он мог изучить что угодно с куда большей легкостью нежели в года его студенчества, когда изучал лишь что-нибудь. Конечно, очень скоро он предстал перед необходимостью наличия книг, но их было совсем немного - те что он принес с собой с самого начала - и включали они, Вам, может быть, будет интересно услышать, английскую грамматику и Монтеня в переводе Флорио. Работая с этим он умудрился постичь сложности Вашего языка, и в нашей библиотеке мы все еще имеем манускрипт одного из его первых упражнений в лингвистике -- перевод на тибетский эссе Монтеня о Тщеславии -- бесспорно, уникальное произведение."
Кануэй заулыбался. "Мне бы было интересно взглянуть на это как-нибудь, если я могу."
"С огромнейшим из удовольствий. Вы можете подумать, что это было необычайно непрактичное достижение, но вспомните, что Перраулт достиг необычайно непрактичного возраста. Он был бы одинок без какого-нибудь подобного занятия -- в любом случае до четвертого года девятнадцатого столетия, что отмечает важное событие в истории нашего образования. Потому как именно тогда второй незнакомец из Европы прибыл в долину Синей Луны. Он был юный австриец по имени Хэнсчелл, воевавший против Наполеона в Италии -юноша знатного рода, высокой культуры, и манер большого шарма. Войны уничтожили его состояние, и странствовал он по России в Азию с неясным намерением их восстановления. Было бы интересным точно узнать, каким образом он достиг плато, но он сам не имел об этом ясного понятия, будучи настолько же близким к смерти как однажды был сам Перраулт, когда попал сюда. Снова гостеприимство Шангри-Ла было оказано, и незнакомец пришел в себя -- но тут параллель обрывается. Потому как Перраулт пришел проповедовать и обращать в веру, а Хэнсчелл тут же заинтересовался приисками золота. Его первым намерением было обогатить себя и как можно скорее вернуться в Европу.
"Однако он не вернулся. Случилась странная вещь -- однако та, что происходила настолько часто с того момента, что наверное, сегодня мы можем согласиться, что после всего она не может быть очень странной. Долина, своим умиротворением и внутренней свободой от мирских забот, снова и снова соблазняла его отложить отъезд, и однажды, услышав местную легенду, он поднялся в Шангри-Ла и в первый раз встретил Перраулта.
"В подлинном смысле, встреча была исторической. Перраулт, пусть немного свыше таких человеческих страстей как дружба и внимание, был все же наделен богатой добротой разума, и доброта эта подействовала на юношу как вода на иссушенную землю. Я не берусь описывать те отношения что возникли между двумя; один выражал полнейшее поклонение, другой разделял свои знания, исступления, и ту дикую мечту, что стала теперь единственной действительностью оставшейся для него на свете."
Последовала пауза, и Кануэй сказал очень тихо, "Прошу прощение за то, что прерываю, но это не совсем мне понятно."
"Я знаю." Шепчущий ответ был вполне симпатизирующим. "Было бы абсолютно удивительным если бы так не было. Это вопрос который я с удовольствием объясню до окончания нашей задачи, но в настоящий момент, если Вы меня простите, я ограничу себя более простыми вещами. Факт, который заинтересует Вас, есть тот, что Хэнсчелл основал нашу коллекцию Китайского искусства, так же как и библиотеку и музыкальные приобретения. Он совершил памятное путешествие в Пекин и привез обратно первую партию товаров в 1809 году. Долину больше он никогда не покидал мнова, но при помощи изобретательности выстроил сложную систему с помощью которой ламазери с этого времени получил возможность получать все необходимое с внешнего мира."
"Я полагаю Вы находите простым оплату золотом?"
"Да, к нашему счастью мы владеем месторождениями металла, что так высоко ценится в других частях света."
"Настолько высоко, что вам, должно быть, очень повезло избежать золотой лихорадки."
Высший из Лам кивнул головой в полном выражении согласия. "Этого то, мой дорогой Кануэй, Хэнсчелл боялся всегда. Он был осторожен, чтобы ни один из тех людей, кто доставлял книги и драгоценности, никогда не подходил слишком близко; он заставлял их оставлять свои грузы за пределами долины в один день пути, и наши люди потом приходили и забирали их. Он даже организовал часовых для постоянного наблюдения входа в ущелье. Но скоро ему пришло в голову, что был более легкий и более надежный охранник."
"Да?" голос Кануэйя был в контролируемом напряжении.
"Видите ли, не было никакой нужды остерегаться нашествия какой-либо армии. Это никогда не будет возможным благодаря природе и расстояниям страны. Самое большее, что действительно могло иметь место, было прибытие наполовину затерявшихся странников, которые, даже если бы и имели оружие, были бы, скорей всего, настолько обессилены, что не представляли бы никакой опасности. Потому было решено, что отныне незнакомцы могут приходить так свободно, как им того пожелается, правда с одним важным условием.