ее голос звучал взволнованно и нежно.
Он улыбнулся, посмотрел на нее очень ласково, и сказал ей по-
английски «Здравствуй. Прости меня».
13
- Мэй, - Океанос перевел взгляд на нее. - Знакомьтесь, Палома -
управляющая домом...
Когда он показывал ей ее комнату, Мэй спросила его:
- Почему Сильвия не встретила меня? Не захотела?
Океанос посмотрел на нее, улыбнулся.
- Вы всегда такая?
Она удивилась до смущения.
- Какая?
- Переживаете из-за того, что еще не случилось...
Мэй захотелось сказать ему:
- Боюсь, что это уже случилось.
- Не бойтесь!
Вновь улыбка, настойчивый взгляд...
- Если что-то уже случилось, Мэй, так даже лучше - вы знаете, что вам
делать, вы знаете, если не как, то, от чего вам защищаться!
Да, он прав...
- Сильвия сейчас в Риме со своими друзьями, - Сказал ей Океанос. -
Она приедет к ужину.
Он словно попросил ее об этом, приехать к ужину. . Мэй это
почувствовала, или то ее извечная неуверенность???
- Отдохните, - Сказал ей Океанос, мягко, но безапелляционно.
-Распакуйте свои вещи, развесьте платья... обыденные дела
успокаивают!
Она подумала, ты все понимаешь...
- В одном хорошем фильме звучат такие слова: «Когда я прихожу в
этот сад, созданный моими предками, я вспоминаю: как и эти цветы,
все мы умираем. Чувствовать жизнь в каждом вздохе, в каждой чашке
чая, в каждой жизни, которую мы отнимаем это и есть путь Воина; это
и есть Бусидо»... - Сказал ей он.
14
Чувствуйте жизнь, Мэй, в том, что вы потеряли и в том, что вы
обретаете, во всем есть жизнь!
Это была комната в греческом стиле, светлая, воздушная, и элегантная.
В ней было уютно.
В ней было тепло.
Мэй нерешительно села на диван темно-синего цвета, посмотрела на
столик и кресло в стиле Модерн, серебристого цвета...
Очень красиво...
Она живет в трейлере, чистом, но бедном. Беднота всегда стремится к
чистоте, и выглядит еще беднее!
Мэй подумала, я сломалась, после смерти Астона, я сломалась...
С годами она поняла, что позволила себе слабость слабого - умирать
от горя, сила сильного жить с горем, а слабость слабого, умирать от
горя.
Жалеет ли она об этом? Иногда. Из-за дочери. Но только иногда!
Через час к ней пришла Палома...
- Океанос приглашает вас выпить с ним аперитив.
- Спасибо.
Мэй немного растерялась, для нее это слишком необычно.
- Вы не похожи на дочь.
Женщина посмотрела на нее внимательно и задумчиво.
- Да, - Согласилась с ней она. - Мы живем на одной планете, но в
разных мирах.
Палома посмотрела на нее со смятением.
- Вы жалеете?
Мэй печально улыбнулась.
- В итоге каждый оказывается на своем месте, там где должен был
быть. Мне нет места в ее мире, так же как ей в моем.
Она была красива, Палома... даже очень красива! Черные волосы и
карие глаза, фарфоровая кожа...
15
- Как странно, - Сказала ей Палома. - Вы напомнили о книге, которую
я читала в тюрьме...
Мэй удивилась, улыбнулась, развеселилась.
- В тюрьме?
- Да, - Красавица брюнетка заглянула ей в глаза. - «Когда я вижу
человека, мне хочется ударить его по морде. Так приятно бить по
морде человека!
Я сижу у себя в комнате и ничего не делаю. Вот кто-то пришел ко мне
в гости, он стучится в мою дверь. Я говорю: "Войдите!" Он входит и
говорит: "Здравствуйте! Как хорошо, что я застал вас дома!" А я его
стук по морде, а потом еще сапогом в промежность. Мой гость падает
навзничь от страшной боли. А я ему каблуком по глазам! Дескать,
нечего шляться, когда не звали!
А то еще так. Я предлагаю гостю выпить чашку чая. Гость
соглашается, садится к столу, пьет чай и что-то рассказывает. Я делаю
вид, что слушаю его с большим интересом, киваю головой, ахаю,
делаю удивленные глаза и смеюсь. Гость, польщенный моим
вниманием, расходится все больше и больше. Я спокойно наливаю
полную чашку кипятка и плещу кипятком гостю в морду. Гость
вскакивает и хватается за лицо. А я ему говорю: «Больше нет в душе
моей добродетели. Убирайтесь вон!» И я выталкиваю гостя»...
Она поняла.
- Сначала заканчиваются слезы, а потом добродетель.
Когда Мэй вошла в гостиную в сопровождении Паломы, Океанос
сидел в кресле, а у его ног лежала немецкая овчарка...
Молодой человек вежливо встал, собака не пошевелилась.
- Это невоспитанное существо зовут Шоколад, - Сказал ей он,
посмотрев на собаку. - Мы давно дружим. Очень давно. И уже не
пытаемся перевоспитать друг друга...
Океанос перевел взгляд на нее.
- Друзья это те, кто не пытается перевоспитать друг друга.
16
Он посмотрел на Палому, кивнул ей, и она вышла.
- Что вы желаете в качестве аперитива? - Спросил ее Океанос. - Ракия?
Бехеровка? Узо?
Мэй улыбнулась.
- Я бы хотела попробовать все, но боюсь опьянеть, и наговорить
глупостей или гадостей.
Он посмотрел на нее очень весело.
- Опьянеть это прекрасно, я уже давно не был пьян.
- У вас все впереди.
- У меня настолько все впереди, что уже позади.
Она рассмеялась.
Шоколад облизнулся и лег на бок...
Океанос подошел к ней.
- Давайте выпьем! Когда все позади, остается только пить!
Мэй посмотрела на него - ей пришлось запрокинуть голову, чтобы
посмотреть на него.
- Вы сказали мне, что Сильвия сейчас в Риме со своими друзьями... А
вы... почему? Не в Риме...
Улыбка на его губах... Или усмешка?
- Мне там не рады.
Она удивилась.
- Мне нигде не рады, Мэй!
Океанос заглянул ей в глаза.
- Я убийца, я не говорил вам об этом? Я убил двух человек!
Она увидела его только через два дня, и когда она увидела его, она
почувствовала, что ей не хватало его...
Он вошел в обеденную, высокий и изящный, одетый в белую рубашку
поло и темно синие брюки, он сказал ей:
- Доброе утро, Мэй!
- Здравствуйте, Океанос. - Улыбнулась она.
- Вы не против... позавтракать со мной?
17
Он спросил ее об этом так тихо...
Мэй почувствовала, что ему было не просто прийти...
- Я всегда «за», - Улыбнулась ему она. - Я как Полианна: «Я считаю,
что надо есть торт и получать удовольствия тогда, когда их тебе
предлагают; так что я хочу посмотреть все, что могу сейчас, пока я
здесь»...
Океанос посмотрел на нее задумчиво.
- Вы так говорите... Словно прощаетесь... с жизнью!
- Каждый день это прощание с жизнью, но это не значит, что мы
умрем!
В его тигриных глазах отразилось смятение...
Он сел за стол, заглянул ей в глаза.
- Ваше отношение ко мне не изменилось?
- Честно?
Мэй тоже заглянула ему в глаза.
- Лично мне вы ничего не сделали.
Она подумала, как трудно посмотреть в глаза...
Мэй сказала Океаносу:
- Не мне осуждать вас, не мне!
- Perché?
- Мы все настолько не правы в чем то, что правы во всем.
Его желтые глаза потемнели...
- Тот, кто живет и ни о чем не жалеет, либо дурак, либо святой.
- А может, сумасшедший?
Угасающее солнце, там, в его глазах...
- Сумасшедшие так счастливо несчастливы...
Он улыбнулся.
- Счастливое несчастье?
Она тоже улыбнулась.
18
- Да, они все забыли! Нет страшнее потери, чем все забыть!
- Но ведь это такое облегчение, все забыть!
- Облегчение, Океанос, это вспоминать, и радоваться что это было!