Я хочу попробовать жить с открытым сердцем. Принять то, что есть, со всем возможным мужеством и перестать постоянно гнаться за тем, что могло бы быть. Я хочу помнить то, что было, тем, каким оно было.
Улитка, жаждущая приключений
Она ждала, пока буря внутри нее утихнет. Когда буря утихла, на израненных местах она посадила подсолнухи.
Мне уже много лет, я посадила свои подсолнухи. У меня это хорошо получается, когда я отодвигаю безумие мира на второй план. Путь к этому состоянию был долгим, я прошла через множество туманных полей и скользких осыпей. Но это было и остается моим путешествием. Путешествием из моего прошлого в мое настоящее. От ледяной твердости происхождения к бодрой старости. И я счастлива. Истощенная непрерывными поисками внутреннего покоя, я в то же время довольна тем, что оказалась там, где нахожусь сегодня – иногда черепаха, мечтающая быть пантерой, иногда банановая улитка, жаждущая приключений.
Мы все находимся в поиске возможностей, изучаем направления, по которым пойдем вперед. Когда Паула Модерзон-Беккер поняла, что ее новая картина получается такой, какой и должна быть, она написала: «Это неуклонное стремление к цели – самое прекрасное, что есть в жизни. Ничто другое не сравнится с ним».
В юности я была слишком зажата, чтобы плакать. Я не была текущей рекой – скорее я была похожа на закрывшийся в себе водоем. Теперь же я хочу нестись вперед, как истинная река, все быстрее и быстрее, чтобы в итоге стать той, с кем можно разделить красоту жизни так счастливо и честно, так бодро и дружелюбно, так пронзительно и желанно, как только возможно.
Иногда я чувствую, что внутри меня есть комнаты, которые все еще заперты, недоступны. Я не могу найти ни ключей, ни лома, чтобы открыть их, хотя точно знаю: я должна это сделать. Тогда я ищу люки, в которые можно спуститься, лестницы, по которым можно подняться, образы, которые меня раскроют, и слова, которые меня приободрят, чтобы после долгих блужданий и ошибочных шагов стать той, кем давно хотела: бодрой старушкой, которая в ответ на детскую заповедь «просто ничего не чувствуй» бросает свое гордое «ха» и впускает в сегодняшний день безмятежность.
Назад, к самой себе
Мой дорогой друг, я потратил несколько лет, собирая различные способы чувствовать. Это целая литература, которую я создал и пережил, она искренна, потому что прочувствована. Неискренними я называю те вещи, в которых нет ни малейшего намека, пусть даже в виде дуновения ветерка, на серьезность и тайну жизни.
Исследование чувств – это риск и, возможно, единственный шанс узнать мир и себя в нем. Мы снова и снова боимся серьезности чувств и пытаемся отмахнуться от всего, что стремится приблизиться к нам, как от пафоса душевных страданий – так мы дистанцируемся от предполагаемого эмоционального мусора. Но разве то, что трогает нас до глубины души, не ломает замок, отделяющий нас от внутренней свободы? Буддисты говорят о природе ума, о естественном состоянии, которое мы должны обрести, которого мы можем достичь внутри себя и в котором мы найдем все, что нам нужно, – любовь, сострадание, мудрость, безмятежность.
Вероятно, всю нашу жизнь мы идем к тому, чтобы стать теми, кем можем быть, получить то, что нам нужно, и то, что нужно миру от нас. Преодолевая собственное эго на пути к жизненной силе, копаясь в бесконечных слоях привычек и сопротивления, защиты и оправданий, извиваясь, изгибаясь и взывая к сути внутри нас, мы надеемся прийти туда, где может расцвести что-то новое.
Но с чего все началось? Кем мы были, когда начали быть?
Там, откуда я родом, люди жили по заповеди: просто ничего не чувствуй.
Ребенку, сидящему на табуретке в кабинете врача, наверное, лет восемь. Его прекрасная мать лежит на соседней койке. Ей вот-вот дадут маску с закисью азота для анестезии. Она боится. Возможно, у нее проблемы с зубами или варикозное расширение вен. Ребенок должен держать ее за руку, но не хочет. Ни при каких обстоятельствах он не хочет брать эту мягкую руку и успокаивающе держать ее. Когда мать тянется к нему, он хочет стать осьминогом, выпускающим облако чернил, когда на него нападают, – ребенок только что узнал об этом на школьном уроке. Рука матери нащупывает руку ребенка, и наконец ребенок сдается: он отчаянно бросается в ледяную пещеру бесчувствия и берет руку матери.