— Сюи-сан! Куда же вы в такой холод — и совсем раздетая!
На Сюихико были надеты кимоно с длинными рукавами и брюки, ноги окутывало покрывало, так что она вовсе не считала себя раздетой.
— Добрый вечер, Бочи-сан, — вежливо ответила она, невольно бросив взгляд в сторону Итачи. — Мне вовсе не холодно.
Брови сердобольного господина взлетели вверх.
— Как это может быть не холодно на таком ледяном ветру? Нет-нет, это никуда не годится. И потом, вам нужно беречь себя: при малоподвижном образе жизни даже молодые люди легко схватывают воспаление легких.
Лицо Сюихико залила краска. Ей было обидно, что ее назвали малоподвижной при Итачи, до которого, конечно же, долетали громкие восклицания Бочи-сана.
— Я ненадолго…
— Знаете что? Я уже закончил свою прогулку, так что могу отдать вам свое пальто. Давайте, я вас хорошенько окутаю. — Господин начал расстегивать пуговицы мехового воротника.
— Ну что вы, я вышла подышать всего на минутку, — пролепетала Сюихико, — и скоро поеду обратно. Я вам очень благодарна, но правда, мне…
— Уверены? Тогда вот что: эту минутку я постою с вами, хотя, право же, сердце кровью обливается, глядя на вас на этом ветру, — а потом отвезу обратно.
В этот момент к ним подошел Итачи.
— Пожалуйста, не беспокойтесь, — произнес он, — я присмотрю за Сюи-сан.
Вовсе не жалость заставила его вмешаться в разговор: он полчаса прождал здесь куноичи, чтобы задать ей несколько вопросов, и не собирался отказываться от своих планов ради чьего-то желания проявить общительность и участие.
— А… ну, так будет даже лучше. — Бочи-сан улыбнулся обоим и закивал, прощаясь. — Вы уж приглядите за ней…
Молодые люди смотрели ему вслед, пока коренастая фигура в пальто не скрылась за поворотом коридора.
— Бедняга не знает, что я могу греть себя чакрой изнутри, — произнесла Сюихико. — Спасибо, что спасли меня от чрезмерной заботливости.
— Вы бы смотрелись забавно в пальто Бочи-сана.
Девушка вскинула глаза на Итачи и с удивлением заметила легкую улыбку на его лице. И хотя на этот раз он улыбался искренне, Сюихико подумала, что, может быть, этот человек все делает в каких-то своих целях. Ей вспомнились его вчерашние слова: «И я снова в тысяче масок…»
Улыбка погасла. Итачи подкатил кресло Сюихико к каменной ограде и поставил его так, как это обычно делала сама куноичи: боком и вплотную к поручню, чтобы она могла взглянуть поверх него на окрестности.
— Спасибо…
Некоторое время они оба молча смотрели на серые холмы, море вдалеке и темные тучи, которые проносил по небу резкий порывистый ветер.
— Обычные люди не в состоянии в полной мере оценить красоту этого места, так как здесь слишком холодно, — произнес Итачи, не отрывая глаз от горизонта.
— Обычные люди тянутся к теплу и свету, к тому, что приносит радость, — ответила Сюихико. — А вид отсюда открывается хоть и прекрасный, но суровый.
— Зато его красота не обещает больше, чем может дать. В его суровой прелести нет лжи.
— Вы словно говорите о живом человеке, — заметила девушка.
— Нет, таких людей я не встречал, — произнес Итачи и, помолчав, добавил: — Я не встречал людей, полностью свободных от лжи.
Хотя Сюихико согревала себя с помощью чакры, ей все равно было холодно. Она подтянула покрывало повыше и поджала пальчики.
— Думаю, я могу пообещать вам быть честной, — сказала она, взглянув на Итачи.
Он повернулся к ней.
— Зачем? Вы или не сможете сдержать свое обещание или однажды пожалеете о нем. В любом случае обещать такое безрассудно.
Сюихико слегка нахмурилась и, не отрывая взгляда от черных глаз, произнесла:
— Я даю слово, что не буду вам лгать. Я не все могу рассказать о себе, но то, что расскажу, будет правдой.
— Почему вы упрощаете мне задачу?
— Потому что то, что вы сказали, прозвучало так грустно. Я не хочу мириться с тем, что человек не может быть свободен от лжи.
— Почему?
— Потому что тогда ничто не имеет смысла. И все, что нас окружает, становится лишь иллюзией.
Ресницы Итачи слегка опустились.
— А разве это не так? — спросил он, глядя куда-то сквозь Сюихико, а затем снова вскинул на нее вспыхнувшие на мгновение черные глаза. — То, что нас окружает, — мир, созданный нашими органами чувств. Как мастер гендзюцу, вы знаете, как легко их обмануть. И создать свою собственную реальность.
— Объективная реальность существует и вне нашего сознания, а иллюзии — нет.
— В любом случае для нас существует только то, что мы способны осознать. Все, что вне нашего сознания, — неосознаваемое и для нас не существует.
— Таково ваше мировоззрение? — Губы Сюихико дрогнули. — Так вы живете? В плену иллюзий…
— Или все наоборот, — спокойно ответил Итачи, — и в плену иллюзий находитесь вы, в то время как я догадываюсь об истинном положении вещей: о том, что ничто не истинно.
Куноичи нахмурилась.
— Как мастер гендзюцу я очень хорошо понимаю разницу между тем миром, в котором могу ходить, и тем, в котором мое тело беззащитно. А вы… не хотите остаться здесь?
— Что?
— Оставайтесь в этом месте, — повторила Сюихико. — Я смогу показать вам много интересного, сделаю вас счастливым человеком, если для вас все реальности одинаковы. Но вы ведь не согласитесь, потому что держитесь за свою реальность, даже если вы в ней несчастны.
— Разве я похож на несчастного человека? Ну же, говорите правду.
На этот раз куноичи не смогла отвести глаз.
— Вы похожи на человека, который погряз во тьме, — тихо сказала она.
Итачи усмехнулся улыбкой, от которой у девушки мурашки поползли по телу. Впрочем, она давно мерзла.
— Что это, по-вашему, означает?
— Мне не нужно гадать: я о вас наслышана.
— И все еще говорите со мной, как с человеком? — Итачи сделался серьезным и отпустил ее взгляд, но теперь Сюихико сама не хотела отводить глаза и настойчиво смотрела ему в лицо.
— Зачем вы это сделали? У вас была какая-то цель?
Брови Итачи на мгновение приподнялись.
— А есть цель, которая оправдала бы столь тяжкое преступление?
— Например, желание избежать еще более тяжкого преступления, — ответила куноичи.
Щеки ее раскраснелись от холода, поэтому побледнеть она не могла, и Итачи подумал: «Сказала это наугад».
— Вы очень странная девушка, Сюихико-сан.
«Я странная?» — растерянно подумала куноичи.
Ночью, лежа в постели, Итачи смотрел в потолок и заново прокручивал в голове состоявшийся разговор. Сначала он надеялся извлечь из него какую-нибудь информацию о прошлом Сюихико, но затем поток мыслей увел его в сторону от первоначальной цели.
До сих пор он не встречал человека, который хоть в какой-то мере пытался бы оправдать его поступок — если не считать политиков, преследующих собственные цели. Учиха Итачи уничтожил свой клан. Кисаме избегал этой темы; Дейдара говорил об этом с поганой усмешкой на лице; Хидан выражал свой восторг; Сасори ворчал о том, сколько материала для кукол пропало зря. Но каждый из них, как бы ни относился к произошедшему, признавал это тяжким, непростительным преступлением. Что за человеком нужно быть, чтобы пытаться найти смысл в массовой резне?
«Зачем вы это сделали?» — спросила она.
Саске задал в ту ночь тот же самый вопрос. Он жаждал услышать хоть что-то, получить хоть какое-то объяснение — какое угодно, — лишь бы обелить старшего брата.
«И я мог сказать что угодно, — подумал Итачи. — Он бы поверил мне. Я мог бы соврать и ей».
Сюихико пообещала говорить ему только правду. Это было бы слишком простой уловкой для такого искушенного человека, как он. Итачи вспомнил ее глаза в ту минуту и решил для себя, что это была не уловка. Как только он представил себе лицо Сюихико, в памяти сами собой всплыли ее слова: «сделаю вас счастливым». На губах Итачи промелькнула мягкая улыбка, но в следующую секунду он помрачнел.
Счастье — это нечто эфемерное, как волны на поверхности моря. Сегодня они есть, а завтра стихнет ветер — и они пропадут. Или он погонит их в противоположную сторону. Когда Итачи в последний раз чувствовал себя счастливым? Однажды, шесть лет назад, он показал своей подруге детства иллюзию, в которой они были вместе, были счастливы. Точнее, Итачи изобразил их счастливыми, во многом списав этот образ с собственных родителей, как ребенок, который играет в дочки-матери, хотя сам еще ничего не знает о семейной жизни. Сейчас он не мог сказать, для нее это сделал или для себя. Изуми было страшно умирать.