Иногда она вела себя так, будто понимала его и сочувствовала ему. Но как Сюихико могла понимать его? Эта девушка, которая — Учиха это чувствовал — ни разу не обагрила свои нежные руки кровью.
Итачи выпрямился. «Вот почему Сюихико-сан остановилась вчера, — подумал он, — она верила, что может это сделать, но не смогла — и не потому, что я помешал ей».
Вспоминая ее клона, с которым Итачи столкнулся в отсеке для почтовых голубей, он также мог сделать кое-какие выводы. Наверняка куноичи имела когда-то не лучшие оценки по физической подготовке: она была быстрой, но не для ближнего боя. Не отличалась особой силой и ловкостью, не смогла отбить его кунай или уклониться. Конечно, это был всего лишь клон, но его физические параметры определенным образом соотносились с возможностями тела самой Сюихико.
Забавно, что при первом их знакомстве она назвала его «диковинным цветком», потому что именно так Итачи воспринимал саму Сюихико: как необычное, прекрасное создание, которым можно любоваться и которое жаль погубить.
Возможно, ему стоило беречь ее от себя — от человека, руководствующегося одною лишь логикой на пути к главной цели.
Сюихико проснулась с нежной улыбкой на губах. Ей даже не хотелось просыпаться — настолько приятным был этот сон: как будто ей снова шестнадцать лет и она бежит на свидание туда, где под цветущей камелией ее ждет Аюто. Там, в уголке городского сада в столице, они целовались, когда всего на несколько прекрасных дней решили, что влюблены друг в друга. Припоминая подробности своего сна, девушка снова прикрыла глаза ресницами, и вдруг улыбка сбежала с ее губ… Да нет, это был не Аюто! Это был…
«Итачи-сан…» — подумала Сюихико и, заливаясь краской, натянула подушку на лицо.
Какой кошмар! Куноичи пролежала целую минуту, уткнувшись в подушку, затем решительно отбросила ее в сторону и приподнялась на локтях.
— Ерунда, — сказала она себе, — людям часто снятся бредовые сны. Правда, мне никогда не снилось настолько ярких снов на подобную тему, другое дело, если бы я вдруг решила сотворить такую иллюзию — хотя не понимаю, зачем мне это нужно…
Сюихико хотела создать клона, но почему-то стыдилась показаться ему с раскрасневшимся лицом и виноватыми глазами, словно он в самом деле был ее младшей сестренкой Сюи, а не существом из чакры.
— Однако вчера я не смогла завершить свою технику, — задумчиво произнесла куноичи. — И я знаю, что не смогла бы убить его, даже если бы от этого зависела моя жизнь. И как можно… разрушить, раздавить, уничтожить столь удивительного…
Сюихико прикрыла рот рукой и уставилась в пространство перед собой расширенными глазами. Какое-то время она пыталась успокоиться и выровнять дыхание, потом сказала грустно:
— Я ненавижу тебя, глупое сердце. Неужели из-за тебя мне не побыть в покое в то время, что мне осталось? Ты всегда меня мучишь. Понравился тебе этот человек? Почему?! Почему он?
— Потому что он красив? Я побывала во многих уголках Страны Молний и даже в других странах, я видела красивых людей. Не его правильные черты меня трогают…
Куноичи представила себе, как Итачи удивляется, приподнимая брови, — это всегда искреннее удивление. Она представила легкую улыбку на его губах — словно он смущается от того, что может улыбаться, — не ту фальшиво-дружелюбную, которую Итачи продемонстрировал ей в первый раз, а другую, когда шутил про пальто Бочи-сана. Сюихико вспомнила, как он опускает ресницы, почти такие же длинные, как у нее самой, когда впадает в задумчивость, и резко поднимает их, воодушевляясь какой-либо мыслью.
Глаза Учиха Итачи пугали и притягивали ее. Они могли быть пронзительными, горящими нестерпимым светом, печальными. Его глаза напоминали ей суровые горы — холодную и непреодолимую преграду для чужаков, особенно в непогоду. Но иногда они смягчались, как очертания горных вершин, плавящихся в лучах закатного солнца, и излучаемое ими тепло было в тысячу раз прекраснее и желаннее самой весны.
Сюихико перевернулась на живот и накрыла голову подушкой, как будто пряталась от кого-то.
— Нет, это не так важно. Он просто похож на меня — в этом все дело. И не похож…
Куноичи была так смущена, что сначала всерьез намеревалась пропустить завтрак, но потом поняла, что ничего не ела со вчерашнего утра и ее упадок сил вызван не только применением мощной техники. Убедившись с помощью бьякугана, что Итачи нет в кафетерии, Сюихико решилась покинуть свою комнату и поесть.
Она нашла себе местечко в самом углу залы, за дальним столиком. Можно было составить компанию кому-нибудь из знакомых и избежать тем самым необходимости вступать в разговор с Итачи-саном, если он появится, но Сюихико не хотелось вести вежливые беседы ни о чем — недостатка в них она не испытывала. Полгода, проведенные на Йоакеяме, одарили ее большим количеством шапочных знакомств. Учитывая, что отдыхающие заселялись в санаторий в среднем на одну-две недели, сойтись с кем-то из них поближе Сюихико не имела возможности. Да и, по правде говоря, до сих пор никто из гостей не вызывал в ней такого желания.
Когда Итачи вошел в залу кафетерия, он сразу же увидел Сюихико-сан. Она была единственным явлением, на которое вообще стоило обратить внимание. Учиха стало любопытно, какой его ожидает прием: теплый или прохладный, — если он осмелится подойти. Выбирая еду, он поглядывал в сторону кресла куноичи Облака, из-за спинки которого виднелись ее плечи и затылок. В какой-то момент куноичи замечталась над своей тарелкой, и Итачи решил воспользоваться этим моментом, чтобы присоединиться к ней.
Учиха подошел, поставил поднос и сел напротив Сюихико. Она слегка смутилась и молчала, ожидая, что он скажет: «Напрасно я вчера усомнился в вашей силе», но Итачи вдруг подвинул к ней свое бэнто и спросил:
— Хотите маленькие помидорки? Я заметил, что вам они нравятся: вы можете оставить на тарелке что угодно, только не их.
Куноичи посмотрела на него таким растерянным взглядом, что невозможно было не улыбнуться.
— Честное слово, я к ним даже не притронулся.
Как можно было устоять? Угощаясь овощами из его бэнто, куноичи вдруг вспомнила походные деньки и товарищей по команде — Аюто и его младшего брата Акихито, — отчего потеплело на душе, хотя это чувство отдавало горечью.
— Тогда вам придется съесть мой десерт, — сказала она.
Итачи посмотрел на кусочек восхитительного шоколадного пирога, ожидающий своей очереди на квадратном блюдце, и ответил серьезно:
— Это неравноценный обмен.
После завтрака молодые люди отправились на прогулку в зимний сад. Знакомая им скамейка возле куста кизила была свободна, и они разместились там.
— Мне очень стыдно, что я причинила вам такую сильную боль вчера, — произнесла Сюихико. — И я зря сказала, что вы меня не понимаете. По правде, вы — единственный человек, с которым я могу говорить о действительно важных вещах.
— Вы считаете, что ваши глаза стали не только источником силы для вас, но и проклятием, — сказал Итачи. — Это та мощь, за которую приходится платить высокую цену, так что невольно задаешься вопросом: может, было бы лучше и вовсе отказаться от нее? Но отказаться невозможно, ведь ты таким рожден. И если ты обречен стать сильнее, лишь пожертвовав кем-то дорогим и близким, как принять такую судьбу? А если эта сила — божественна, а жертва был принесена добровольно, стоит ли так горько сожалеть?
— Если бы я могла выбирать между моими глазами и жизнью матери… Но она сделала этот выбор за меня.