— Правда заключается в том, что ты не можешь остановить меня.
— Я должна была умереть, пытаясь!
— Для шиноби Облака это ничего бы не изменило.
— Ни для кого на свете это ничего бы не изменило — кроме меня.
Итачи вздохнул и медленно, в несколько четких щелчков, расстегнул балахон.
— Я бы не хотел убивать тебя.
— Значит… ты пробудешь здесь еще несколько дней, а тот… Хошигаки Кисаме будет продолжать нападать на моих соотечественников?
— Возможно, он уже получил информацию, ради которой мы здесь. В таком случае жертв больше не будет. — Итачи достал руки из рукавов и положил их на подлокотники. — Но обещать этого я не могу.
— Ты не опасаешься за жизнь своего друга? Ведь АНБУ Облака уже охотятся за ним.
Итачи покачал головой.
— В сложившейся ситуации охотник скорее он.
— Среди шиноби Облака есть по-настоящему сильные ниндзя!
— Я думаю, даже сам Райкаге не смог бы его остановить, но это и не потребуется — Кисаме не захочет привлекать слишком много внимания к нашей миссии и затаится. Скорее всего, мы покинем Страну Молний до того, как АНБУ его обнаружат.
— Я бы хотела поверить тебе — и именно поэтому не могу тебе поверить.
Итачи внимательно смотрел в глаза Сюихико.
— Ты ни в чем не виновата, — сказал он.
— Ты этого не знаешь.
Молодые люди какое-то время молча разглядывали друг друга и думали об одном и том же: когда они были настоящими? Что являлось объективной истиной? Их симпатия друг к другу, завтрак на двоих, приятная прогулка, сопровождавшаяся беззаботной беседой, — или вражда, противостояние, жестокие законы мира шиноби и неизбежное столкновение?
— Ты ненавидишь меня? — спросил Итачи.
Сюихико покачала головой.
— Я ничем не лучше тебя и когда-нибудь наберусь смелости, чтобы рассказать об этом — только не сегодня.
Учиха было сложно представить себе поступок, сопоставимый по тяжести со всем тем, что он совершил в своей жизни. Сюихико, как всегда, сильно преувеличивала свою вину, но ему все равно хотелось услышать, в чем таком страшном она себя обвиняет. Теперь он лучше понимал, почему куноичи сочувствовала ему — она считала, что они похожи.
Итачи готовился к кровавой развязке, а вместо этого сидел в комнате Сюихико и снова открывался перед ней, как и она перед ним. Не верилось, что куноичи примет и такую правду о нем, но она приняла…
— Ты не осуждаешь меня, потому что считаешь, что не имеешь на это права.
Ответа на его слова не последовало: голова девушки низко опустилась, и темные волосы совершенно закрыли ее лицо. Белые руки неподвижно лежали на коленях, казалось, что грудь ее совсем перестала вздыматься.
Итачи нахмурился, быстро поднялся и подошел к куноичи Облака. Рука его, слегка отведя мягкие пряди волос, коснулась шеи девушки и замерла, как только кончики пальцев почувствовали под нежной кожей пульсацию крови в сонной артерии: она была едва ощутима.
«Что это? Обморок? Один из приступов, о которых говорил Осада-сан?» — подумал Учиха. Он вспомнил, что уже видел Сюихико в подобном состоянии — перед тем, как она показала ему иллюзию с голубыми маками, — и это заставило его отказаться от идеи позвать на помощь медсестру.
Вместо этого Итачи сам переложил неподвижное тело девушки из кресла на постель, подложил под ее голову подушку и окутал ноги покрывалом. Он сел рядом и начал ждать, пока приступ пройдет. Когда ему показалось, что Сюихико замерла, Итачи взял ее руку и попытался нащупать пульс в лучевой артерии, но не смог, поэтому снова коснулся шеи. Его поразила мысль о том, как удивительно в этой девушке сочетались сила и беззащитность. Насколько мощным было ее вчерашнее гендзюцу, и каким слабым казалось сегодня ее тело… Имелась ли между этим двумя явлениями какая-то взаимосвязь?
У Сюихико, как и у многих Хьюга, глаза были большие, красиво очерченные темными ресницами, и кожа, пожалуй, редкого в Стране Молний светлого оттенка, при этом губы и щеки — розовые. Ее лицо имело овальную форму и сужалось к подбородку. Губы были скорее тонкими, чем полными, и когда улыбались, невольно выражали все те мягкость и обаяние, что были свойственны Сюихико, хотя она о них и не подозревала.
Прошло не меньше двадцати минут, прежде чем она очнулась. Сначала дрогнули ресницы, затем распахнулись глаза, и еще с минуту куноичи лежала неподвижно, глядя в потолок. Но вот девушка глубоко вздохнула и шевельнулась. Увидев Итачи, Сюихико вздрогнула. Она хотела приподняться на руках, но чувствовала, что из-за слабости не сможет этого сделать.
— Тебе лучше?
— Да…
— Ты совсем не отдыхала сегодня.
Веки ее отяжелели, по телу разлилось тепло. Сюихико подтянула покрывало чуть ли не до подбородка и еще раз глубоко вздохнула.
— Очень хочется спать…
Итачи поднялся.
— Тебя можно оставить одну?
— Конечно…
— Тогда желаю спокойной ночи.
Свет погас, дверь закрылась.
Сюихико повернулась на бок, глаза ее быстро привыкли к темноте, и она увидела кресло, на котором несколько минут назад лежал сброшенный Итачи балахон Акацки. С удивлением куноичи осознала, что больше не боится его. Когда она преградила путь Итачи, защищая Тадасу, Сюихико уже не боялась его. Но ведь он был все так же силен и все еще мог легко убить ее…
Итачи вошел в свою комнату, включил свет и увидел аккуратно сложенную на постели одежду, которую больше никогда не собирался надевать. Если бы не вмешательство Сюихико, АНБУ Облака уже был бы мертв, а сам Учиха скрывался где-то поблизости, поджидая Кисаме. К чувству облегчения, которое он испытал, примешивались сомнения. На пути к своей цели Итачи не должен был отступать от образа жестокого Акацки и вызывать подозрения у соратников. Если бы Хошигаки Кисаме доподлинно знал обо всем, что происходило в санатории, как бы он к этому отнесся? Расценил бы снисходительность и симпатию напарника к куноичи Облака как предательство или как простительную слабость?
Одно Учиха знал точно: Кисаме был бы удивлен, так как считал его абсолютно безжалостным.
«Значит, я поддался слабости и действовал, опираясь на эмоции», — подумал Итачи. Он принимал душ перед тем, как лечь в постель.
— Во-первых, я поверил ей на слово — это была ошибка. Сюихико, конечно же, сказала правду, но дело не в этом, а в том, что как Акацки я не должен был ей верить. Во-вторых, — и это хуже всего, — я позволил ей усомниться в моей приверженности интересам организации.
Итачи вздохнул. А как можно было этого избежать, если она словно увидела это собственными глазами — и не ошиблась? Он нагнулся вперед, вытирая волосы полотенцем, потом выпрямился и запрокинул голову, убирая рукой мокрые пряди с лица.
«Теперь главное, чтобы Кисаме не явился сюда раньше срока и не приблизился на расстояние, с которого Самехада смогла бы учуять чакру Сюихико», — подумал Учиха.
Сон его был чутким. Ему снилось низкое черное небо, на котором клубились и готовились разразиться кровавым дождем багровые тучи. Ветер проносил их с огромной скоростью над головой Итачи, но они все не заканчивались и тянулись плотной пеленой почти без просветов. Он был ребенком и брел в высокой темной траве, пока не заметил светло-голубой цветок мака, мелькавший среди листьев подобно звездочке. Итачи нагнулся, сорвал его и, выпрямляясь во весь рост, снова стал взрослым. Нежные лепестки, коснувшись его пальцев, стремительно поменяли свой цвет на темно-алый…
Он проснулся оттого, что его вороны заметили клон Сюихико.
Силуэт куноичи мелькнул в свете фонарей на открытой террасе, затем прыгнул с ее края на пологий каменистый склон и начал взбираться вверх, к самой высокой точке здания — на крышу, одна сторона которой врезалась в гору, а другая нависала над последним застекленным этажом санатория. Там же располагался отсек с почтовыми голубями, но было бы странно пытаться проникнуть в него снаружи, когда это намного проще было сделать изнутри.
Последнее ловкое движение — и клон Сюихико оказался на крыше. Он подошел к самому краю и задрал голову, изучая небо. В нескольких шагах позади него закружились и сбились в стайку черные вороны, а потом слились в единую тень, принявшую облик Учиха Итачи.