— Ты, наверное, знаешь, что у Кумо есть два таких сосуда, — сказала она.
Итачи кивнул и указательным пальцем подвинул вперед две фигурки — с двумя и восемью хвостами. Он смотрел на них из-под опущенных ресниц, избегая взгляда Сюихико. Сердце его быстрее забилось в груди. Конечно же, она что-то знала о Нии Югито и могла рассказать ему о ней.
«Тогда бы у меня не было выбора: я передал бы эту информацию Акацки, сделав Сюихико предателем Кумо. Мне следовало допросить ее в первый же день — так поступил бы любой Акацки. Я все еще могу это сделать…» — Итачи мучил себя этими мыслями и, откинувшись на спинку кресла, подпирая подбородок рукой, смотрел на девушку, сомкнувшую ненадолго глаза.
Стоило ли рисковать ради нее? Учиха привык идти к своей цели, разрушая любую преграду на своем пути, уничтожая все, что могло подвергнуть риску воплощение его плана в жизнь. Не было никого и ничего, что он не смог бы возложить на алтарь своей главной цели: ради этого он погрузил во тьму собственную душу и душу любимого младшего брата. Если бы эта девушка, нежная и прекрасная, как цветок, встала на его пути, разве он не растоптал бы ее?
«Да», — с горечью подумал Итачи. Он чувствовал, что смог бы это сделать, несмотря на боль и сожаление.
Ему захотелось защитить ее от самого себя.
— Не стоит обсуждать такие вещи, — сказал он.
Куноичи улыбнулась, не открывая глаз.
— Ты и так это знал. Все шиноби высокого уровня знают о том, как были распределены Хвостатые между Деревнями. Моя мама знала.
— Я имел в виду то, чего я могу не знать.
Сюихико открыла глаза и посмотрела на Итачи.
— Ты напоминаешь мне, что мы враги? — тихо спросила она.
Учиха кивнул.
— В первый раз, когда ты применила ко мне гендзюцу, я поместил в тебя своего ворона из чакры.
— Когда я упала с кресла?
— Да.
Девушка сразу же вспомнила о проблемах с дыханием.
— Итачи… а его присутствие можно ощутить физически?
— Нет.
Легкий вздох сорвался с ее губ.
— Получается… все эти дни ты следил за мной?
— Не совсем. Я только мог знать, где ты находишься и с кем, без подробностей.
— И этот ворон до сих пор во мне?
Итачи кивнул.
Сюихико не знала, как к этому относиться, не могла определить, что чувствует. От любого другого человека подобное вмешательство показалось бы ей наглостью, но мысль о том, что часть чакры Итачи всегда с ней, отчего-то согревала ее сердце.
— Я не сержусь, — тихо сказала она.
Учиха поднялся с кресла, подошел к кровати и задумчиво посмотрел сверху вниз на вцепившуюся в подушку куноичи. Сюихико сильно смутилась и впервые подумала о том, как неприлично ему проводить столько времени в ее комнате.
— Я покажу тебе печати, которые необходимо запомнить, — сказал Итачи и соединил пальцы обеих рук.
Серые глаза распахнулись шире: Сюихико проследила за тем, как он быстро сложил несколько печатей, и мысленно повторила каждую из них.
— Прочь! — Черные глаза Учиха сверкнули. — Это слово позволит ворону покинуть твое тело и рассеяться.
Куноичи кивнула.
«К чему он меня готовит?» — подумала она.
Рука Итачи протянулась к ней, коснулась пряди ее волос, сползавших на глаза, и отвела их за маленькое розовое ушко. После этого он вернулся в кресло и снова взялся за книгу.
— В истории Кумо не встречалось других столь возвысившихся братьев, — читал Учиха своим глубоким голосом, — чей путь в равной степени овеян был позором и славой, проклятиями и благословениями. Попирая законы и презирая слабых, но в той же мере отвергая благосклонность незаслуженно имущих власть и богатства, Кинкаку и Гинкаку, Солнце и Луна, Золотой и Серебряный братья, вышедшие из Деревни Скрытого Облака, превыше всего ставили силу и мощь, мужество на поле брани, хитрость в бою, а также благо и славу вскормившей их Кумо.
Сюихико быстро поднесла руку к лицу и отерла выступившие на глазах слезы: строки, вырезанные в ее душе навсегда, обрели свое звучание и до конца наполнились смыслом. Ей казалось, что это было суждено с того самого дня, как она впервые открыла эту книгу. Читая ее снова и снова, сделав своей любимой, Сюихико ждала его — голос Итачи. Ждала встречи с ним, ждала этой самой минуты как завершения долгого, мучительного пути, часть которого ему было суждено миновать, следуя за ней, подобно тени.
И вот он здесь.
========== Глава VII. Грозовая тюрьма ==========
Группа, состоявшая из четырех шиноби Облака и находившаяся под командованием старшего из них — Фринта по прозвищу Кума-тайчо, — продолжала двигаться по дороге на заставу Юхаки, несмотря на наступление темноты. Фринт не оглядывался, но внимательно прислушивался к мягким шагам сына за спиной: Юруске, выложившись по полной еще в первой половине дня, выдохся к вечеру и переместился в конец строя. Он мог бы утешить себя мыслью, что соревнуется с намного более опытными шиноби, поэтому отстает, но отец всегда учил его не искать себе оправданий.
«Как только придумаешь себе оправдание, — сказал как-то Фринт, — можешь лечь и помирать, потому что больше ты ни на что не годишься. Оправдание — это разрешение самому себе сдаться».
А разве мог Юруске сдаться теперь, когда его приняли в прославленный отряд — пусть и всего на одну миссию?
Так что молодой человек лишь крепче стискивал зубы, шумно выдыхая воздух через рот, и раз за разом продолжал отталкиваться ступнями от застывшей грязи, припорошенной сухим снежком.
Во главе отряда бежал второй по старшинству джонин, Энэри. За его спиной крепились четыре меча, казавшиеся в темноте двойным черным крестом на белом жилете. Движения джонина были четкими, упругими, казалось, что несколько часов напряженного бега никак не отразились на нем.
Остановившись, он обернулся и, подождав, пока все подтянутся, произнес:
— Триста метров до Юхаки.
Речь шла не о заставе, оставленной далеко позади, а об одноименной горной цепи, ближайшая из вершин которой смутно угадывалась в темноте февральской ночи.
— Дальше только вверх по склону. Остановимся?
— Да, — ответил Фринт, вглядываясь в темень. — Пожалуй, разведем костер — может, генины заметят нас и сами отыщутся. Томоока, отправишь разведчиков? Пусть порыщут в округе, особенно вдоль склона.
Чунин кивнул и сложил печати. Вспышка чакры на несколько секунд осветила его лицо: черные, как смоль, брови были слегка нахмурены, глаза казались еще более темными, чем ночное небо, — затем разделилась на шесть фигурок, приобретших очертания куниц.
— Вперед! — кивнув, скомандовал Томоока, и шесть зверьков, как шесть стрел, метнулись в разных направлениях и вскоре скрылись из глаз.
Чунины сошли с дороги и отправились на поиски сухостоя для костра.
Джонины негромко переговаривались. Энэри стоял, слегка нахмурившись и вперив руку в бок. Руки у него были с тонкими, изящными, как у девушки, пальцами — джонин этого стеснялся и постоянно носил митенки из темно-серой кожи с длинными манжетами и шнуровкой, несколько огрубляя этим свой внешний вид. Впрочем, тело его было сильным, с достаточно развитыми мышцами, скуластое лицо казалось суровым, несмотря на то, что Энэри едва миновало двадцать три, и весь его облик говорил о силе и уверенности в себе. Двигался джонин с грацией тигра.
Старший джонин ничуть не проигрывал от сравнения с более молодым товарищем: он был по-настоящему силен. Его внешний облик — широкие плечи, крепкий торс, мощные руки и ноги — производил известное впечатление, но большая угроза исходила от его глаз — черных, с красивым разрезом, чуть прищуренных под выразительными бровями. Эти глаза смотрели слишком насмешливо, слишком пристально. «Ну, чем ты меня удивишь?» — спрашивали они.
Фринта и в самом деле было сложно удивить, но полученный жизненный опыт не умалял его осторожности.
— Скорее всего, они еще даже не умеют согревать себя чакрой изнутри, — заметил Энэри. — Значит, попытаются развести костер. Томоока увидит его издалека глазами своих куниц.