— Потому что он мужчина?
— Это было бы мучительно… принимать заботу от человека, которому можешь ответить только тем, что он посчитает черной неблагодарностью.
Учиха задумчиво смотрел на нее, но было непонятно, какого рода мысли обуревают его разум: непосредственно касающиеся темы разговора или далекие от нее.
— Разве забота требует благодарности? — произнес он наконец довольно тихо, словно и не ожидая ответа на свой вопрос.
Однако Сюихико с мягкой улыбкой ответила:
— Она не должна ее требовать, но должна встречать.
Кисаме всем телом чувствовал приближение опасности: слух его обострился, волосы встали дыбом, а мышцы напряглись. Сначала сделалось темно — звездное небо быстро заволокли тучи, — но затем из-за проблесков молний в глубинах клубящейся черноты поле боя вновь выступило из ночного мрака, каждую секунду в разных местах озаряемое новыми сполохами.
Поднялся ветер, унося морозный воздух и сменяя его теплым и влажным. Кисаме всей кожей ощущал присутствие чужой чакры, рассеянной вокруг, и, прищурившись, пытался разглядеть, где заканчивается граница поставленного барьера. Впереди него возвышался крутой горный склон с несколькими довольно плоскими уступами и уплотнением из камня, с накрепко засевшей в нем Самехадой; вдоль склона тянулась широкая горная терраса, на которой столкнулись нукенин и шиноби Облака; в нескольких десятках метров позади Кисаме южная ее сторона заканчивалась обрывом и спуском к самому подножию Юхаки — кое-где волнистым, кое-где крутым.
И все это пространство было пронизано чакрой Фринта. Здесь он мог беспрепятственно управлять зарядами молний, не особо заботясь о проводниках, а также использовать мощные техники наподобие Голубого кирина без вреда для собственного тела и самочувствия.
Кисаме повернул голову вправо и увидел самого капитана. Освещенный очередной вспышкой в недрах грозовых туч, он стоял, широко расставив ноги, на плоском валуне и держал руки на уровне груди, готовясь складывать печати.
«Кажется, в довершение всего пойдет дождь, — подумал нукенин. — Это упростит ему задачу. Но ведь не будет же он вредить собственным людям?»
Впрочем, чунина в пределах видимости не было, а мастер четырех мечей, похоже, собирался покинуть барьер: он ушел под землю.
Фринт готовился обрушить на Кисаме разряд молнии и ждал, пока Энэри выберется из зоны поражения.
Кисаме складывал печати очень быстро — так, что только с помощью шарингана можно было их разглядеть. Через пару секунд после того, как младший джонин скрылся из глаз под толщей земли и камня, рядом с нукенином возникли три его теневых клона. Один из них после дополнительной печати перевоплотился в копию Самехады, лишенную, правда, способности поглощать чакру и бритвенной остроты.
Один Кисаме ушел под землю, преследуя Энэри, другой длинными прыжками побежал к скале вызволять свой меч, а третий подхватил копию Смехады и бросился к Фринту. Любой из них мог быть настоящим — даже тот, что выглядел как меч.
Энэри продвигался к краю террасы, чтобы в случае удара молнии вблизи можно было спрыгнуть с обрыва на вершины елей и закрепиться там с помощью чакры. Он чувствовал некоторое облегчение оттого, что передал инициативу на поле боя своему командиру, — и это его расстраивало.
«Значит, я сам еще не готов командовать отрядом, что бы там ни говорил Томоока…»
Едва успев подумать об этом, джонин почувствовал вибрацию камней и почвы, пропитанных его чакрой, и понял, что за ним следом движется враг. Энэри остановился, усмехнувшись, и сложил печать. Теневой клон Кисаме в ту же секунду оказался раздавлен двумя пластами уплотненной породы и исчез.
В это время второй теневой клон схватился за рукоять Самехады и резко дернул ее на себя, одновременно пытаясь влить в нее часть своей чакры. Меч, который до сих пор, извиваясь, безуспешно пытался достать крайними чешуйками до сверхпрочного камня и разрушить собственную темницу, радостно встрепенулся.
Фринт, не изменившийся в лице, и, казалось, не обративший ни малейшего внимания на приближающегося к нему мечника, следил глазами за клоном. Успеть достать можно было только одного из них. Сомкнув руки, капитан обрушил молнию на теневого клона, развеяв его этой атакой. Самехада поглотила часть заряда и забарахталась активнее, постепенно кроша сверхпрочный камень.
Настоящий Кисаме подскочил к Фринту, занеся для удара копию меча. Невозмутимый капитан в последнюю секунду вдруг выставил левую руку и остановил клинок. Правда, его большой палец оказался практически срезан, а лезвие вошло в плечо.
Кисаме вздрогнул от удивления.
«Из чего это он сделан?! — подумал он, невольно окидывая взглядом грудные мышцы и мускулы рук Фринта, не уступавшие, пожалуй, его собственным. — Впрочем, это всего лишь копия Самехады и она, конечно, не так остра…»
Нукенин собирался было отвести меч, как вдруг его противник обрушил свой правый кулак на лезвие сбоку, одновременно все еще удерживая его пальцами левой руки. Так как это был не настоящий клинок, а теневой клон, он развеялся, а сам Кисаме быстро отскочил назад, на ходу складывая печати, но закончить технику не успел…
Фринт и Энэри, выскочивший на поверхность в пятнадцати метрах от врага, действовали синхронно: капитан выхватил из кармана на спине диск, спаянный из прутьев, и метнул в Кисаме, а младший джонин быстро склонился к земле и ударил в нее обеими руками, выпуская чакру. В том месте, куда, отступая, вот-вот должен был приземлиться нукенин, каменный пласт вдруг вспучился с огромной скоростью. Обычному человеку так можно было сломать ноги или хребет, но Кисаме лишь отшиб себе ступни и пошатнулся.
Однако секундного замешательства было достаточно, чтобы ловушка Фринта сработала: диск, сделанный из металла, способного накапливать и удерживать чакру, управляемый с помощью чакры, рассеянной в воздухе, завис над головой нукенина, а когда тот замер на каменном выступе, созданном Энэри, распался на семнадцать обручей. Изначально они казались сделанными из толстой проволоки, но, разъединившись, увеличились в размерах и охватили пространство вокруг Кисаме, составив от его изголовья до камня, на котором он балансировал, подобие сферической темницы.
Чакра, наполнявшая металл, приобрела форму постоянного тока большого напряжения, и продолжала циркулировать, управляемая Фринтом, подпитываясь из атмосферы. Обручи раскалились и окрасились в белый цвет, ярко освещая хищное лицо нукенина и его мощный торс с двумя порезами и потеками темной крови на животе.
Фринт поднял левую руку, увидел, что большой палец болтается почти лишь на одной коже, и срезал его кунаем. Палец упал на снег.
— Кума-тайчо! — воскликнул Томоока, приземлившись в прыжке рядом со своим командиром. — Я исследовал территорию в радиусе двух километров и никого не обнаружил.
Фринт в этот момент перевязывал руку липким бинтом и думал о том, будут ли работать его печати, сложенные без участия одного большого пальца. Затем взгляд его черных глаз обратился на противника.
— Так где твой напарник? — спокойно спросил он, не трогаясь с места.
Энэри стоял с другой стороны темницы, в пятнадцати метрах от нее. Ему было хорошо видно всех участников этой сцены: и товарищей, и противника. Он хмурился и пытался прийти в себя после применения трех мощных земляных техник за последние полчаса. В то же время ему нужно было следить, чтобы Кисаме не вынырнул из темницы сквозь камень под ногами, а если это произойдет — попытаться раздавить его, как теневого клона, — так что молодой джонин встал на одно колено и приложил руки к земле.
«Просто прикончи его, капитан, — подумал Энэри, — или дай сделать это мне!»
Однако он вовсе не был уверен, что у него хватит на это чакры…