Фринт заметил его краем глаза, но не подал виду, хотя в груди как будто разлили расплавленный свинец.
«Мой боец, — растроганно подумал он. — Это единственная возможность… Либо парни задержат его на пару минут, либо все быстро закончится: против настоящего меча, тянущего чакру, мне ничего не сделать».
Капитан опустил руки и перестал создавать молнии. Он сгорбился, голова его упала. Казалось, что Фринт задремал стоя. Созданный им барьер исчез; небо снова сделалось высоким и ясным, усыпанным звездами; повеяло зимней стужей.
— Каменный снаряд… — беззвучно прошептал Энэри, лежа на боку и складывая печати.
Приподнявшись на локте, он раскрыл рот и выпустил из него камень, который увеличился на лету до размеров небольшой дыни. Кисаме, ощутив за спиной вспышку чакры, обернулся и разрезал снаряд в полете. Джонин стиснул зубы и, опираясь одной рукой о влажный от растаявшего снега камень, другой выхватил меч из нижних ножен.
— Ого! — воскликнул Кисаме, усмехаясь. — Все еще барахтаешься, мелкая рыбешка? Смирись: сильный неизбежно пожирает слабого.
«Надо отвлечь его… хоть на полминуты…» — подумал Энэри, сглатывая, хотя в горле пересохло. Боль пульсировала во всем теле с такой силой, что ему казалось, будто глазные яблоки сейчас лопнут. Руки тем временем совсем ослабли. Энэри вспомнил, что навязать бой грозному противнику их заставил страх за генинов.
— Никогда не смирюсь с тем, что такие как ты пожирают слабых!..
Кисаме пожал плечами. Оставив за спиной купол и считая, что другие два шиноби никуда не денутся, он шагнул к Энэри.
— Смиришься ты или нет — это не изменит законы природы, — заметил нукенин.
«Создаст еще какую-то технику? — думал он в это время, опасаясь подходить слишком близко. — Чакры так мало, что и не понять, хватит ли ее на что-то или нет».
Томоока с замиранием сердца следил за тем, как Кисаме медленно идет к его другу. Нукенин миновал уже половину пути… Не в силах сохранять хладнокровие, чунин выскользнул из купола, обронив едва слышно:
— Прости, Кума-тайчо, но я не могу…
Он побежал, по широкому полукругу обходя Кисаме и бросая в него кунаи, чтобы отвлечь внимание на себя. Но нукенин проигнорировал слабого противника, загородившись мечом от его атаки.
В десятке шагов от цели Кисаме столкнулся с целой стайкой куниц из золотистой чакры, которые прыгали на него и взрывались, так что ему пришлось отступить и выставить перед собой Самехаду. В этот момент Томоока встал рядом с Энэри.
— Что ты делаешь? Зачем?! Мне и так конец… Защищал бы лучше капитана!
Томоока, полуобернувшись, улыбнулся в ответ. Эта добрая улыбка и мягкий взгляд заставили джонина содрогнуться от страха, от ужаса чего-то неизбежного.
— Уходи… — выдохнул Энэри.
Чунин выхватил меч из его верхних ножен и обернулся, чтобы встретиться с Кисаме лицом к лицу.
— Броня из чакры! — воскликнул он, и золотистый мерцающий покров окутал его руку и грудь.
Джонин выронил свой клинок и дрожащими пальцами попытался сложить печати. Но чакры почти не было и от одного лишь усилия воли она не появилась из ниоткуда. Задыхаясь от волнения, Энэри поднял глаза.
Кисаме взмахнул Самехадой; она срезала выставленный Томоокой клинок, и, втягивая в себя золотистую чакру, прошлась по телу чунина, разрывая его от плеча до пояса. Тело, распадаясь на две половины, завалилось на Энэри, заливая его кровью.
— Томо…ока…
Джонин судорожно вцепился в друга, обхватив и прижав к себе его голову, шею, правую руку и часть грудины. Дальше он старался не смотреть, чтобы не растерять остатки мужества. От потока крови сделалось горячо и мокро.
— Это было очень глупо, — заметил Кисаме, встряхивая Самехадой.
В следующую секунду он встретился взглядом со своим противником.
Лицо Энэри было белее снега; глаза пылали; рот был искривлен. Выражение бесконечного ужаса, отвращения, непонимания и горя застыло на нем. Этот ужас не имел отношения к страху: Энэри не боялся Кисаме, но его жестокость поражала его.
Нукенин молча смотрел на него в ответ.
«И этот считает меня чудовищем, — думал он с мрачной усмешкой, которая, впрочем, быстро погасла. — Но почему я должен жалеть его тело, если у меня никогда не было такого тела? Почему я должен щадить его друзей, если у меня никогда не было таких друзей? И почему меня должно заботить его будущее, хотя я сам не имею будущего? Хищнику — жалеть свою жертву?..»
Не желая больше терпеть этот взгляд, Кисаме ударил Энэри ногой в лицо. Джонин откинулся на снег и остался лежать, прикрытый телом друга, в луже его горячей крови.
Фринт поднял голову и открыл глаза. Шумно дыша через нос, он выпрямился, расправляя могучие плечи, покрытые шерстью, и замер.
— Не успел… — горестно пробормотал он, глядя на тела своих бойцов. — Не успел…
Грозный, ужасающий своей мощью рев раскатился в морозном ночном воздухе.
— Я разорву тебя на куски, Хошигаки Кисаме!..
========== Глава VIII. Один на один ==========
Все было хорошо: Юруске подлечил ногу неудачливого генина и успокоил юных куноичи, которые с одинаковым рвением ухаживали за своим товарищем и отчитывали его.
— Будешь еще выделываться и скакать по обледенелым камням? — ворчала девочка, выполнявшая обязанности командира. — Сэмпай, вот вы его лечите, а лучше бы наподдали хорошенько…
— По-моему, он сам неплохо справляется с задачей покалечить себя, — вторила ей подруга.
— Нога срастется недели через две, — серьезно произнес Юруске. — В Юхаки ему наложат гипс. Теперь можно нести его на спине, не боясь усугубить повреждение.
Ему пришлось отдать приказ генинам двигаться без отдыха до самой заставы и быть настороже. Первое время Юруске нес мальчика на себе и отряд бежал довольно быстро. В какой-то момент ремешок сумки с кунаями, пристегнутый к жилету, лопнул и кунаи и сюрикены чунина высыпались на снег. Передав свою живую ношу девочке-командиру, Юруске быстро наклонился, подбирая оброненное оружие, и вдруг сердце его сделало несколько замедленных и болезненных толчков.
«Что это за ощущение? — подумал юноша, хмурясь. — Почему у меня рука дрожит?»
Он выпрямился и посмотрел назад, на гору Юхаки: там сражались его товарищи. Поначалу Юруске не сильно беспокоился — скорее, огорчался, что пропустит нечто важное. Ему даже в голову не приходило, что команда Фринта может пасть в бою с нукенином. Разве его отец не один из самых сильных шиноби, которых он знал? Разве Томоока и Энэри не первоклассные бойцы, превращавшиеся под его руководством в смертельное оружие?
Даже теперь Юруске не столько осознавал, сколько ощущал опасность. Дурные предчувствия сжали его сердце безжалостной хваткой.
— Я должен вернуться, — пробормотал он, затем повторил громче: — Я должен вернуться.
Режим Мудреца изменил тело капитана Фринта, сделав его более крупным, словно свитым из тугих жгутов мышц. Джонин увеличился ростом, но стал более коренастым, сгорбился, так что выступил загривок, скрадывавший сзади очертания широкой шеи. Рубашка треснула по швам, короткие рукава распались, выпуская мускулистые руки, покрытые шерстью от плеча до почерневших укоротившихся пальцев с массивными когтями. Фринт не до конца потерял человеческий облик, но в тени был скорее похож на зверя.
Впрочем, света звезд для Кисаме было достаточно, чтобы разглядеть лицо противника, искаженное яростью. Щетина теперь казалась частью покрова из шерсти, как и густые, вставшие дыбом волосы и темные брови, затенявшие белки глаз. Глаза Фринта не изменились — они были все такими же черными, а взгляд казался еще острее.
— А теперь, — прорычал он, — никакая сосущая чакру тварь тебе не поможет…
Хошигаки Кисаме издал скрипучий смешок, поведя Самехадой в воздухе.
— Природная энергия, да? — спросил он. — Кто бы мог подумать, что у Кумо есть такой ниндзя…