— С ними был целый отряд.
— Против двух Каге!
— Я надеюсь, что мы не будем сравнивать Облако и Лист и переносить их противостояние в наши беседы…
— Нет, — смущенно ответила девушка, опуская глаза.
Что он мог подумать о ней? Что она симпатизирует кровожадным злодеям? Но ведь совсем не эти качества нравились ей в легендарных братьях… Дело было в их силе духа, храбрости и целеустремленности. Однако Итачи смотрел на Сюихико из-под своих темных ресниц с мягкой улыбкой и как будто все понимал.
Трепет, охватывавший его, когда он держал ее на руках, ни с чем нельзя было сравнить. Восхищение и нежность, переполнявшие иссушенное тьмой сердце Учиха, заставляли его ощущать себя живым, а не обреченным и стоящим на краю гибели. Все человеческое, что он уже давно раздавил в себе, пробуждалось в нем с новой силой, и Итачи чувствовал, как сквозь те части его души, которые он называл прогоревшим углем, пеплом и золой, словно пробиваются робкие цветки. Самые нежные и прекрасные цветы на свете — маки небесно-голубого цвета.
Комментарий к Глава IX. Объективная истина
Друзья! Следующая (последняя) глава будет опубликована через неделю, 20.08 в 20.00.
========== Глава X. Милосердие божества ==========
Девятый день пребывания Учиха Итачи на Йоаке был самым тихим и спокойным из всех и пролетел за чтением «Золотого и Серебряного». Время близилось к полуночи, Сюихико полулежала, поместив под спину сложенную вдвое подушку и, кажется, засыпала, Итачи сидел на краю кровати и задумчиво постукивал пальцами по гладкой обложке книги. Перед его мысленным взором вставала Коноха — такой, как он ее видел в последний раз. Высеченное в камне лицо Первого Хокаге Хаширамы Сенджу таяло, уступая место воспоминаниям о Саске.
«Тебе, — думал Итачи, — теперь тебе защищать наш дом. Как только вместе с моим шаринганом я передам тебе часть собственной силы, Саске, он перестанет опасаться меня и нападет на Коноху. Пожалуйста, выбери правильный путь… Утолив свою жажду мести, очнись от ненависти и… узри мир моими глазами!»
Солнце и Луна… Нет, Саске не должен был стать всего лишь отражением силы Итачи, он был способен на нечто большее: превзойти старшего брата и завершить начатое им дело защиты Деревни Листа и самого принципа, при котором каждая из великих деревень становилась опорой хрупкого мира, пришедшего на смену клановых войн. Это было только переходным этапом к более мирной жизни. Учиха едва ли смел надеяться на то, что общий враг однажды заставит великие страны объединиться, но предчувствовал подобный исход. И тогда…
Он перевел взгляд на Сюихико и увидел, что глаза ее открыты. Ясные, светло-серые глаза с бархатистым узором вокруг зрачка. Куноичи смотрела на него из-под темных ресниц и, хотя не могла прочитать мысли Итачи, ясно видела, что его гложет тревога.
— Мне так жаль, что я не могу разделить твои заботы и опасения, — тихо сказала она. — Не могу попросить тебя поделиться ими со мной.
— Я бы сделал это, если бы мог. Кроме всего… они касаются одного дорогого мне человека.
— Это твой брат?
Итачи вскинул глаза на Сюихико.
— Я не хочу знать, является ли он одним из выживших Учиха, не стану ничего выспрашивать о том, кто он и где находится. Но скажи мне… ты его очень любишь?
— Да.
— А он тебя?
По лицу молодого нукенина пробежала тень, но в следующую секунду он подавил свое волнение. Сюихико вздохнула. Рука ее выскользнула из-под покрывала и накрыла собой сжимавшую книгу руку Итачи.
Подобие улыбки тронуло его губы.
— Я никогда не встречал человека, от которого мне было бы так сложно скрыть свои истинные чувства.
«Кажется, теперь я не смог бы ее обмануть, даже если бы попытался, — с волнением думал Итачи. — Ни одна из моих масок не спасает больше от ее взгляда… Это сила бьякугана или все дело в ней самой?»
Учиха смотрел на откинувшуюся на подушку Сюихико, на ее опущенные длинные ресницы, блестящие мягкие волосы, спускавшиеся на молочно-белую шею, на изгиб этой нежной шеи и округлое плечо, скрытое легкой тканью кимоно и выглядывавшее из-под одеяла… Она согрелась в постели, и на щеках ее горел румянец.
Сердце Итачи забилось быстрее, он двинулся, чтобы наклониться и коснуться губами ее теплой щеки. От этого движения пальчики Сюи сползли с его руки, он понял, что девушка уже заснула, и тихонько вздохнул, выпрямляясь. Оставив книгу на столе, Итачи выключил свет и вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь. Он думал о том, что если бы остался, возможно, уже не смог бы побороть желание разбудить ее поцелуем.
Полуночное небо широким чернильным куполом раскинулось над Йоаке. Сюихико шла по склону горы, босыми ногами едва приминая снег, осознавая, что видит сон. Ее кремовое кимоно сделалось ей велико, так что полы волочились по снегу, а рукава множеством складок сбились на сгибах локтей. В руках куноичи несла «чудовину», в которой все звери стояли на своих местах, не хватало лишь Мудреца.
— Ой, что скажет мама… — детским голоском пробормотала Сюи. — Где же я могла его потерять?
Она оглядывалась с беспокойством, но света звезд было недостаточно, чтобы отыскать что-то мелкое в ночи. Впереди тропа обрывалась и склон делался почти отвесным. Маленькие ножки уже по щиколотку утопали в снегу, но Сюихико не чувствовала холода. Ей показалось, что, если она встанет на самый край, увидит, как звездные лучи пронизывают сумрак ночи, и он развеется от их холодного прикосновения, отдернется, как завеса, и откроет перед ее взором заснеженные пространства Страны Молний. Уж там-то она точно найдет силуэт Мудреца, отбрасывающий тень на искрящийся покров снежного наста…
Девочка ступила к краю, с замиранием сердца готовясь жадно распахнуть глаза навстречу прекрасному пейзажу, но вдруг пелена черных блестящих перьев, словно расшитая стеклянными бусинами глаз, промелькнула перед ее лицом, стайка воронов вылетела Сюи навстречу и закружилась вихрем, задевая ее своими остроперыми крыльями.
Ей казалось, что перья оставляют порезы на ее коже, а вороны оглушительно кричат. Вцепившись в «чудовину», Сюихико вся сжалась и ждала, пока минует ненастье в виде стаи птиц, растрепавших ее волосы и оцарапавших ткань на широких рукавах кимоно…
Уворачиваясь и стараясь уберечь фигурки от птиц, девочка потеряла равновесие и упала на четвереньки, рассыпав хвостатых зверей. Вдруг снег перед ней осел и рухнул далеко вниз: оказалось, что каменный уступ заканчивался прямо под ее ладонями, а дальше лежала лишь снежная шапка, которая теперь обрушилась. Сюи испугалась, быстро поползла назад… и проснулась оттого, что руками сталкивает с себя покрывало.
Куноичи больше не смогла заснуть и решила выйти на открытую террасу, чтобы полюбоваться предрассветным небом.
Вороны Итачи все так же несли свой дозор, облетая по кругу территорию «Йоаке», дорогу, склон горы и ближайшие купы деревьев. Край неба над морем вдалеке постепенно светлел, звезды бледнели, а облака, наоборот, вырисовывались четче.
Сюихико касалась поручня в том месте, где лежала рука Итачи, когда она назвала его «диковинным и прекрасным цветком». Она тогда была очарована его благородной красотой, спокойной уверенностью движений, задумчивым взглядом черных глаз под темными ресницами. И хотя его облик до сих пор был полон для нее притягательной силы, по-настоящему Сюихико волновала душа Итачи: все ее движения и порывы, темные и светлые стороны, — глубина и образ его мыслей, мечтательность и отстраненность. То, как он мучил себя, и то, как пытался всех спасти, как неумолимо шел к своей цели, переступая через собственную природную мягкость и деликатность, — все это покоряло ее и вызывало восхищение.
Куноичи невольно задавалась вопросом, каким бы он был человеком, если бы не его божественная сила — проклятие и подарок небес. Бремя этой силы могло раздавить любую личность, исказить чье угодно восприятие реальности. Тот, кто был столь могуществен, начинал смотреть на других, как на пыль под своими ногами. Такой человек должен был ощущать себя божеством. Но только не Итачи.