«Сегодня в четыре часа я должен буду покинуть это место. Мой напарник будет ждать меня, и я не могу опоздать», — эти слова, сказанные Итачи утром, Сюи повторяла про себя снова и снова. Она играла в ту же игру, что и он, сосредотачиваясь на чем угодно, кроме самого главного.
— Отдохни немного, — произнес Учиха, оставляя девушку в ее комнате. — Я зайду позднее. Пересадить тебя на кровать?
Сюихико заставила себя улыбнуться и покачала головой. Она старалась быть спокойной, чтобы облегчить Итачи расставание с ней. Меньше всего ей хотелось усугублять его страдания, но куноичи не была уверена, что у нее достанет сил сохранять спокойствие, пока душа ее раскалывается и кровоточит.
Итачи уже повернулся к двери и взялся за ручку. Не оглядываясь на девушку, он спросил глухим голосом:
— Ты хочешь, чтобы я убил тебя?
Сюихико вздрогнула. Сердце ее подпрыгнуло и быстро заколотилось в груди.
Теперь, когда ее руки не двигались, куноичи потеряла способность складывать печати, а значит, не могла воспользоваться техникой Итачи. Она была беззащитна перед АНБУ и волей Тадасу. Как человек, возможно, побывавший под действием гендзюцу противника, она должна была подвергнуться исследованию сознания и памяти. Заглянув в ее прошлое, дознаватели получили бы информацию о том, что произошло на Йоаке между ней и преступником из Акацки. Сюихико была бы обвинена в предательстве и умерщвлена. Но даже запятнать себя позором и вызвать ненависть вчерашних товарищей по оружию было не так страшно, как обнажить самые сокровенные участки собственной души и души Итачи. То, что принадлежало им двоим, должно было оставаться нетронутым.
— Нет, — ответила Сюихико, стараясь, чтобы ее голос прозвучал спокойно.
«Только не оборачивайся…» — с замиранием сердца подумала она.
Но Учиха не мог обернуться и заставить себя посмотреть на Сюи: любовь к ней угрожала разрушить все, чему он посвятил собственную жизнь, сделав бессмысленными гибель и страдания множества людей, лишив будущего тех, кто еще мог спастись. В эту минуту один лишь ее теплый взгляд стоил для него целого мира. Итачи понимал это и набирался решимости, чтобы перешагнуть через самое сильное чувство из тех, что когда-либо трогали его сердце.
— Ты обещала мне говорить правду, — произнес он, не оборачиваясь.
Сюихико задрожала сильнее. Закусив до крови щеку, она несколько секунд собиралась с силами, а потом сказала:
— И теперь понимаю, насколько это было безрассудно. Кажется, ты предупреждал меня об этом.
— Все же ответь на мой вопрос.
— Нет! Я бы не хотела, чтобы тебе пришлось убивать меня! Я бы никогда не попросила тебя об этом… Использовать тебя подобным образом, как это делали другие, заставлять тебя страдать, решая чужие проблемы, погружая собственную душу в еще большую тьму!.. Ты сам говорил, насколько презираешь таких людей, так неужели я могу стать одной из них?
Итачи взялся за ручку двери, но помедлил, прежде чем повернуть ее.
— Я снова разволновал тебя. Прости…
Так и не обернувшись и не сказав больше ни слова, Учиха ушел.
Голова Сюихико низко опустилась, темные пряди закрыли лицо, по щекам покатились горячие слезы, которые куноичи не могла ни остановить, ни отереть.
«А вдруг он больше не придет?!» — с ужасом подумала она, пытаясь подавить рыдания. Выпрямившись, запрокинув голову назад, Сюи ждала, пока высохнут ее слезы. Какими страшными будут эти дни… Слабость, унижение, позор — это ничто по сравнению с тоской от разлуки, с мыслью о том, что его больше не будет рядом. Вот что такое настоящая пытка: думать о том, что он больше не придет. Никогда не видеть его теплых глаз, не прикасаться к нему, не слышать его голоса…
«В истории Кумо не встречалось других столь возвысившихся братьев…»
Только воспоминания и иллюзии — пока у нее хватит сил. Впрочем, силы лучше поберечь для техники, которая разрушит ее разум, когда дознаватели предпримут попытку вторгнуться в него. Какой жестокой будет ее последняя битва…
Аккуратно сложив на постели одежду гостя «Йоаке», Итачи начал надевать облачение нукенина из Акацки, тщательно следя за тем, чтобы каждая мелочь оказалась на своем месте. Как только он закончил, картинка перед его глазами внезапно приблизилась, сделалась черно-белой и распалась на множество осколков, уступая место совершенно другой реальности: реальности вчерашнего дня, в которой они с Сюи были вместе.
Все, что он пережил за последние две недели на Йоакеяме, обрушилось на него потоком из воспоминаний, впечатлений и чувств. Итачи неподвижно стоял посреди комнаты, опустив голову и плечи.
Он отдал бы все на свете за возможность спасти ее, но такой силы не было даже у него. Итачи хотел бы остаться с Сюихико до конца, разделить с ней каждую драгоценную минуту ее жизни, особенно теперь, когда она еще больше нуждалась в заботе и помощи. Для этого требовалось уничтожить Кисаме и покинуть ряды Акацки. Уйти из Акацки означало оставить Саске без защиты, отказаться от своего плана и наблюдать со стороны, как Мадара разрывает мир на куски новой войной, и при этом не иметь уже ни сил, ни возможности вмешаться.
— Невозможно, — прошептал Итачи.
Ни он, ни она не согласились бы заплатить за собственное счастье подобную цену.
Все это Учиха обдумывал не раз. И знал, к какому логическому выводу должен прийти: Кумо убьет Сюи раньше, чем это сделает ее болезнь — и это неизбежно.
Перед тем, как покинуть комнату, он бросил взгляд на маленькое зеркало на стене и поправил длинную челку рукой с окрашенными в темно-фиолетовый цвет ногтями. «Маска» сидела хорошо: лицо с правильными чертами казалось равнодушным, черные глаза были непроницаемы.
— Я пришел попрощаться, Сюи, — произнес Итачи.
Он зашел в комнату и запер за собой дверь. Глаза Сюихико просияли, теплая улыбка расцвела на ее губах. «Маска» Учиха сразу же дала трещину, так что он, глубоко вздохнув, отбросил ее в сторону, будучи не в силах скрыть свое волнение. Сделав несколько быстрых шагов, молодой нукенин опустился на колено перед креслом Сюихико, наклонился к ней и, обхватив за шею, поцеловал. Обоим казалось, что они вложили в этот поцелуй силу своего чувства, так что и говорить уже ничего не требовалось.
Часто дыша, Итачи отстранился от девушки и в последний раз охватил всю ее взглядом, чтобы запомнить эту минуту навсегда. Сюи, не отрываясь, смотрела в его лицо, мечтая только о том, чтобы он остался еще хоть на несколько секунд. Черные глаза встретились со светло-серыми и слегка расширились всего лишь на одно мгновение.
Сюихико ослепил яркий свет заходящего солнца, легкий ветерок с солоноватым запахом моря овеял ее лицо. С удивлением оглядевшись, куноичи увидела себя на той самой полоске песчаного берега между двух скал, напоминающих врата в океан, которую показала однажды Итачи в своей иллюзии. Он воспроизвел ее с удивительной точностью: вместе с летним теплом, горячим песком и шорохом пенных волн, набегающих на берег. Только закат был более поздним и вместо золотой дымки вдоль горизонта протянулась алая полоска из облаков, подкрашенных лучами наполовину опустившегося за море солнца.
Ноги Сюи легко ступали по не остывшему песку, вместо кремового кимоно на ней было надето какое-то светлое платье. Итачи молча стоял рядом, крепко сжимая ее руку, и смотрел на закат. Его лицо, облитое розовым светом, оставалось неподвижным, даже глаза не щурились от солнечных лучей, и черные зрачки казались плавящимися в огне жемчужинами.
— Итачи, ты…
По застывшему взгляду светло-серых глаз и замедленному току чакры Учиха понял, что Сюи оказалась полностью во власти его иллюзии. Отстранившись от нее, он поднялся на ноги и отступил на шаг. Не отрывая взгляда от любимого лица, Итачи поднял руки перед собой. Его пальцы задрожали, когда он начал складывать печати, щеки и губы побледнели, глаза распахнулись шире.