— Пьеса, в которой заняты только женщины? Я не понимаю, как такое вообще возможно. Что же может в таком случае происходить на сцене?
Мэри рассмеялась.
— Происходить? — повторила она.
Кэролайн явно ждала объяснений. Мэри понизила голос чуть не до шепота и говорила теперь, полуприкрыв рот рукой, так, словно пыталась спрятать улыбку:
— Ну почему бы не вообразить пьесу о двух женщинах, которые только что познакомились и сидят, разговаривают на балконе?
Кэролайн просияла.
— Ну да, конечно. Но скорее всего, они все-таки ждут мужчину. — Она посмотрела на наручные часы. — Когда он вернется, они перестанут, разговаривать и пойдут в дом. И что-то произойдет…
Внезапно Кэролайн начали бить изнутри мелкие дробные смешки, это был бы настоящий смех, если бы она так прилежно не пыталась его подавить. Она выпрямилась в кресле и изо всех сил старалась не открывать рта. Мэри с серьезным видом кивнула и отвела глаза. Потом, резко набрав полную грудь воздуха, Кэролайн опять успокоилась.
— Как бы то ни было, — сказала Мэри, — я осталась без работы.
Кэролайн выгибала позвоночник то в одну, то в другую сторону; казалось, не было такой позы, которая не причиняла бы ей боль. Мэри спросила, не принести ли ей подушку, но Кэролайн, покачав головой, ответила:
— Больно бывает, когда я смеюсь.
Когда Мэри спросила о причинах этого несчастья, Кэролайн опять покачала головой и закрыла глаза.
Мэри вернулась в свою прежнюю позу и принялась смотреть на звезды и на огоньки рыбацких лодок. Кэролайн часто и шумно дышала, не открывая рта. Через несколько минут, когда дыхание у нее немного успокоилось, Мэри сказала:
— В каком-то смысле вы, конечно, правы. Самые лучшие роли, как правило, пишутся для мужчин, и на сцене, и в жизни. При необходимости мы сами играли мужские роли. Удачнее всего у нас это получалось в кабаре, где можно было вволю над ними поиздеваться. Однажды мы даже поставили чисто женского «Гамлета». Причем довольно успешно.
— «Гамлета»? — Кэролайн произнесла это слово так, как будто в первый раз его услышала. И оглянулась через плечо. — Я этой пьесы так и не прочла. И в театре не была ни разу, с самой школы.
И тут в галерее у них за спиной зажегся яркий свет, сквозь стеклянные двери осветив балкон и нарезав его полосами глухой черной тьмы.
— Это не та пьеса, в которой призрак?
Мэри кивнула. Она вслушивалась в звук шагов, которые проследовали через всю галерею, а теперь вдруг резко замерли. Она не стала оборачиваться. Кэролайн внимательно на нее смотрела.
— И еще кого-то заточили в монастырь?
Мэри покачала головой. Снова раздались шаги и тут же смолкли. Скрипнул стул, затем — последовательность металлических звуков, похожих на звяканье ножей и вилок.
— Там есть и призрак, — рассеянно сказала она, — и монастырь, но только на сцене он не появляется.
Кэролайн принялась выбираться из кресла. Едва она успела встать на ноги, как в поле зрения изящно вступил Роберт и отвесил легкий поклон. Кэролайн взяла поднос и протиснулась мимо него.
Они не сказали друг другу ни слова, и Роберт не посторонился, чтобы дать ей пройти. Он улыбнулся Мэри, и они оба стали слушать, как звучат в галерее постепенно удаляющиеся неровные шаги. Открылась и закрылась дверь, и все смолкло.
Роберт был одет так же, как прошлой ночью, и пахло от него тем же пряным лосьоном. В этом необычном освещении его фигура казалась еще более коренастой. Он заложил руки за спину и, сделав в сторону Мэри пару шагов, вежливо поинтересовался, хорошо ли они с Колином спали. Последовал обмен любезностями: Мэри выразила восхищение квартирой и видом с балкона; Роберт пояснил, что когда-то весь этот дом принадлежал его деду, но сам он, унаследовав семейную собственность, разделил его на пять роскошных квартир и теперь живет с этих доходов. Он указал на кладбищенский остров и сказал, что и его дед, и его отец похоронены там, бок о бок. Затем Мэри перевела взгляд на хлопковую ночную рубашку и сказала, что просто обязана пойти и переодеться. Он вывел ее — под локоток — с балкона и проводил к огромному обеденному столу, настаивая на том, чтобы сперва она выпила с ним по бокалу шампанского. Четыре глубоких бокала на длинных, подкрашенных розовым ножках были расставлены на серебряном подносе вокруг бутылки шампанского. В это самое время в дальнем конце галереи из двери спальни вышел Колин и направился к ним. Они стояли у края стола и смотрели, как он идет в их сторону.