Мэри встала, отзанимавшись йогой, и, устроив сперва тщательный досмотр нижнему белью, принялась одеваться. Сквозь приоткрытую стеклянную дверь ей был виден Колин, на балконе. Весь в белом, он развалился в пляжном, из алюминия и пластмассы, кресле, кисть руки болталась у самой земли. Он затянулся, запрокинул голову и задержал дыхание, а потом выдохнул дым поверх стоящих вдоль балконной стенки горшков с геранью. Она любила его, хотя и не в данный конкретный момент. Она надела шелковую блузку и белую хлопчатобумажную юбку и, присев на краешек кровати, чтобы завязать сандалии, подобрала со столика карту. В других частях этой страны, судя по фотографиям, были луга, горы, дикие пляжи, тропинка, которая вилась через лес и выходила к озеру. Здесь же, а у нее в году был единственный свободный месяц, оставалось только приговорить себя к музеям и ресторанам. Услышав, как под Колином скрипнуло кресло, она пересела к трельяжу и начала короткими энергичными движениями расчесывать волосы.
Колин принес косячок в комнату, для нее, но она отказалась, пробормотав короткое: «Да нет, спасибо» — и даже не повернувшись к нему. Он все медлил у нее за спиной, заглядывал в зеркало и пытался перехватить ее взгляд. Но она глядела прямо перед собой и причесываться не перестала. Он коснулся ее, пальцем отследив линию ее плеча. Рано или поздно им все равно придется перестать играть в молчанку. Колин отвернулся было от нее, но передумал. Он кашлянул и твердо положил ей руку на плечо. Снаружи как раз начинался закат, было на что посмотреть, а здесь, внутри, нужно было налаживать отношения. Нерешительность на него нашла исключительно по милости травки, и нерешительность эта была того трусоватого типа, когда он спорил сам с собой, что, если он, скажем, сейчас уйдет, уже успев до нее дотронуться, это, по крайней мере чисто теоретически, вполне может ее задеть… однако она как причесывалась, так и продолжает причесываться, и пауза откровенно затянулась, и ощущение такое, словно она хочет, чтобы он ушел… А почему?.. Потому что она почувствовала, как ему не хотелось до нее дотрагиваться, и уже успела на это обидеться?.. Но разве ему так уж и не хотелось? В отчаянии он провел пальцем вдоль ее позвоночника. Она застыла, зажав рукоять щетки в одной руке, а зубчики угнездив в другой, глядя все так же прямо перед собой. Колин наклонился вперед и поцеловал ее в затылок и, когда она и на сей раз не откликнулась, с шумным вздохом пересек комнату и вернулся на балкон.
Колин устроился в кресле. Над ним был объемистый купол чистого неба, и он вздохнул опять, на сей раз удовлетворенно. Рабочие на баржах оставили свои инструменты и стояли теперь кучкой, курили, глядя на закат. В гостиничном кафе-понтоне уже собралась публика, вечерний аперитив, и голоса за столиками звучали приглушенно и ровно. Позванивал в стаканах лед, каблуки расторопных официантов механически выщелкивали по палубе. Колин встал и принялся смотреть вниз на идущих по улице прохожих. Туристы, в значительной мере пожилые, в лучших своих летних костюмах и платьях, с замедленностью рептилий вышагивали по тротуару. Время от времени какая-нибудь пара останавливалась, чтобы с благосклонным видом поглазеть на завсегдатаев, выпивающих в кафе-понтоне на фоне гигантского задника: закат и крашенная красным вода. Некий престарелый джентльмен поставил на авансцене жену и полуприсел на тоненьких дрожащих ножках, чтобы сделать снимок. Завсегдатаи за ближайшим столиком тут же с улыбками подняли стаканы и развернулись в кадр. Но фотограф, противник постановочных сцен, встал и размашистым жестом свободной руки попытался загнать их обратно на тропу бездумного и бессознательного времяпрепровождения. И только когда завсегдатаи, все как один молодые люди, потеряли к происходящему всякий интерес, старик снова поднял фотоаппарат и еще раз присел на не слишком послушных ногах. Теперь, однако, подвела жена: она отошла на несколько шагов в сторону и с интересом рассматривала что-то лежащее у нее на ладони. Он застал ее в тот самый момент, когда она разворачивалась к объективу спиной, залавливая в открытый ридикюль последние лучи солнца. Муж окликнул ее довольно резко, и она послушно вернулась в изначальную позицию. Решительный щелчок застежки на сумочке вернул молодых людей к жизни. Они картинно откинулись на спинки стульев, снова подняли стаканы и расцвели широкими невинными улыбками. С тихим стоном раздражения старик схватил жену за запястье и утянул ее прочь, молодые же люди, которые едва заметили самый факт их исчезновения, в очередной раз переадресовали улыбки и тосты друг другу.