Мэри присела на краешек кровати.
— Ноги у меня болят, — сказала она, обращаясь скорее к себе самой, нежели к Кэролайн, которая как раз открывала ставни.
Комнату заполнил мягкий вечерний свет, и Мэри вдруг заметила, что на ближней к окну стене, на стене у нее за спиной, во всю длину кровати висел широкий, обитый сукном щит, сплошь покрытый множеством фотографий, прикрепленных одна поверх другой, как в коллаже, по большей части черно-белых плюс несколько цветных, сделанных «Поляроидом», — и на каждой был Колин.
Мэри подвинулась на кровати, чтобы лучше видеть, а Кэролайн подошла и тоже села рядом.
— Он такой красивый, — тихо сказала она. — Роберт увидел вас обоих совершенно случайно, в тот день, когда вы приехали.
Она указала на фотографию Колина с чемоданом под ногами и с картой города в руках. Он говорил через плечо с кем-то, кто остался за кадром, может быть, с Мэри.
— Мы оба решили, что он очень красивый. — Кэролайн обняла Мэри за плечи. — Роберт в тот день сделал много снимков, но первым я увидела именно этот. Я никогда его не забуду. Только что оторвал взгляд от карты. А потом, чем больше снимков он приносил домой. — Кэролайн обвела рукой весь щит, — тем ближе мы с ним становились, совсем как раньше. Это я придумала повесить их здесь, чтобы мы могли видеть их все сразу. Бывало, мы лежали здесь до самого утра и строили планы. Вы не поверите, сколько всего нам пришлось придумать.
Пока Кэролайн говорила, Мэри терла и терла ноги, то массировала их, то чесала — изучая мозаику прошедшей недели. Были снимки, где контекст был ясен с первого взгляда. На нескольких Колин стоял на балконе — гораздо более отчетливых, чем тот, зернистый. Были фотографии Колина, входящего в гостиницу, еще на одной он сидел в кафе на понтоне, был Колин в толпе, под ногами голуби, за спиной — башня с часами. На одной он голый лежал на кровати. Другие кадры понять было труднее. На одном, сделанном ночью, при очень плохом освещении, Колин и Мэри шли через пустую площадь. На переднем плане — собака. На некоторых снимках Колин был совершенно один, на других при увеличении кадра от Мэри осталась только ладонь, или рука по локоть, или бессмысленный кусок лица. Все в совокупности эти фото запечатлели каждое знакомое ей выражение его лица, озадаченно нахмуренные брови, напрягшиеся губы — сейчас он что-то скажет, — глаза, выражение которых так легко сделать мягче, сказав пару ласковых слов, и каждая карточка фиксировала, судя по всему с наслаждением, новый ракурс этого хрупкого лица — брови, сходящиеся у переносицы, глубоко посаженные глаза, жесткая линия чуть приоткрытого рта.
— Зачем? — спросила наконец Мэри.
Язык был тяжелый и неповоротливый и камнем лежал на пути у сказанного слова.
— Зачем? — повторила она чуть более решительно, но слово, поскольку она внезапно поняла ответ на свой вопрос, превратилось в еле слышный шепот.
Кэролайн обняла Мэри покрепче и заговорила снова:
— Потом Роберт привел вас домой. Как будто сам Бог решил помочь нам. Я пришла в вашу спальню. Этого я от вас никогда не скрывала. И тогда я поняла, что фантазия становится реальностью. Вы когда-нибудь испытывали это чувство? Это все равно что сделать шаг сквозь зеркало.
Глаза у Мэри закрылись. Голос Кэролайн стал далеким и гулким. Она усилием воли открыла глаза и попыталась встать, но Кэролайн крепко держала ее за плечи. Глаза снова закрылись, и она вылепила ртом имя Колина. Язык был слишком тяжелым, чтобы справиться со звуком «л», понадобилось бы несколько человек, чтобы сдвинуть его с места, людей с именами без буквы «л». Слова Кэролайн были повсюду вокруг, тяжелые, бессмысленные, беспорядочно падающие со всех сторон предметы, от которых у Мэри занемели ноги. Потом Кэролайн стала бить ее ладонью по лицу, и она проснулась — как будто в другую историческую эпоху.
— Вы заснули, — говорила Кэролайн. — Вы заснули. Вы заснули. Роберт и Колин вернулись. Они нас ждут. Пора идти.
Она рывком поставила Мэри на ноги, положила ее безвольную руку себе на плечи и вывела из комнаты.
Глава десятая
Все три окна были распахнуты настежь, и галерея была залита закатным светом. Роберт стоял спиной к окну, держал в руке бутылку шампанского и терпеливо снимал с горлышка маленький проволочный намордник. Под ногами у него валялась смятая золотая фольга, а рядом стоял Колин, с двумя бокалами наготове, еще не успевший привыкнуть к гулкой, как в пещере, пустоте пространства. Когда женщины вышли из кухни, мужчины, оба, обернулись и кивнули. Мэри удалось восстановить равновесие, и теперь она шла короткими неуверенными шажками, опираясь одной рукой о плечо Кэролайн.