Уборщица каждый вечер приходила наводить порядок. Отсидит свои служебные часы на почте, где она принимала письма, — и сразу к ним. Прежде чем приступить к уборке, она варила папе Пейтера кофе и пекла бисквиты, но папа к этим бисквитам не прикасался, так что они доставались Пейтеру и Анне. Однажды уборщица застала их, когда они уписывали бисквиты и крошили на пол. Пришлось Пейтеру живо убираться на пляж вместе с Анной, хотя безмолвный телефон в коридоре всем своим видом уговаривал Пейтера остаться.
Не успели они спуститься к морю и сесть на песок, как Пейтер встал и сказал:
— Я пошел!
В тот вечер с ним не было никакого сладу.
— Нет, ты останешься! — сказала Анна. — Садись и слушай!
Она в жизни не видела такого непоседы.
Так или иначе Пейтер снова сел и уперся лбом в коленки с таким видом, будто чего-то ждал.
— Ну, что еще я должен слушать? — спросил он угрюмо.
Анна, как назло, не знала, что придумать.
— Хочешь, расскажу про корабль «Каштановый лист»?
— Слышали уже! — пробурчал Пейтер.
— Про корабль слышал, а про капитана нет! Его звали Каштан!
— Чушь какая-то! — сказал Пейтер. — Глупее ничего не придумала? Ну и что я должен слушать про него?
— Он… он… — растерянно пробормотала Анна.
В самом деле, что с ним было?
— Ну, что — он? — сердился Пейтер.
— Однажды он чуть не утонул… — шепотом начала Анна.
— В самом деле? — сказал Пейтер.
— Но тут я подоспела и спасла его.
— Берегись! — ехидно произнес Пейтер, — Теперь он будет повсюду тебя разыскивать. Так делают все спасенные русалочками.
— Это почему же?
— «Почему, почему»! — ответил Пейтер. — Любовь, разумеется! Или ты не знаешь, что такое любовь?
Анна смутилась и покраснела.
— Нет, а ты знаешь?
Но тут она сообразила, что Пейтер просто дразнит ее, потому что у него плохое настроение. А что такое любовь, она знала; как не знать, если у тебя есть сестра Крокодилица, которая только и делает, что влюбляется. Какие уж тут секреты, все известно.
Оставалось только примолкнуть и думать о корабле «Каштановый лист». Она представляла его себе парусником. Правда, парус был совсем истрепан ветром, но хозяин корабля, Каштан, все равно выходил на нем в море. Тут мысли ее снова перескочили на сына рыбака, по прозвищу Камбала.
— Пейтер! — воскликнула она. — А я на самом деле русалочка, ведь я спасла на днях одного дядьку, совсем молодого!
Пейтер вздохнул.
— Ты слишком много болтаешь, — сказал он.
Видно было, что ему надоел голос Анны. Пейтеру хотелось домой, к телефону, просто наваждение какое-то с этим аппаратом.
А когда они вернулись домой к Пейтеру, уборщица сказала, что кто-то звонил. Пейтер стал белый как простыня.
— Кто именно?
В самом деле, этот телефон не так уж часто оживал.
— Не знаю, — ответила уборщица. — Она не назвалась.
— Как вы сказали — она?! — закричал Пейтер.
Уборщица кивнула. Она сидела на кухне и пила кофе с белым хлебом, потому что бисквитов не осталось. Кухня вся так и сверкала чистотой.
— Почему же вы не спросили, кто звонил? — тихо взмолился Пейтер.
Кричать он уже не мог, говорил и то с трудом. Да только что теперь сокрушаться, когда поздно!
— Она не спросила меня? — промолвил он.
Уборщица задумалась, припоминая, как все было.
— Она спросила, есть ли кто в доме, кроме меня. Тогда я сказала, что папа мальчика сидит в саду и читает газету, могу сходить за ним, но она, видно, спешила, потому что сразу положила трубку.
— Она не спросила меня? — жалобно повторил Пейтер, повернулся кругом и бросился в свою комнату.
Анна метнулась было за ним, но он захлопнул дверь у нее перед носом и не впускал ее, сколько она ни стучала и ни барабанила. А ведь она хотела только утешить его!
«Обещай, что мы поймаем мне брошку!»
Случалось, Анна, стоя перед зеркалом в коридоре, спрашивала Матсика:
— Скажи, Матсик, видно по мне, что я русалочка?
Матсик привык не принимать такие слова всерьез, но иногда она как-то уж очень задумывалась.
— Нет, ты скажи — видно?
Но сколько ни всматривались они в отражение, видели только знакомую Анну в джемпере, который всегда выглядел грязным, даже сразу после стирки. Старую знакомую Анну с немытой головой и чересчур большим носом. Чересчур большим его называла сестра, но мама возражала, что Анна еще дорастет до своего носа.
— А ты что, взаправду русалочка? — недоумевал Матсик, когда она спрашивала в третий раз. — Я думал, ты это просто сочиняешь, чтобы я засыпал вечером.