СОРРЕНТИНО. А сперва говорили в четырнадцать тридцать?
ЭДУАРДО. Нет, слишком близко к обеду.
СОРРЕНТИНО. Пусть так, дон Эдуа, я потерплю.
ЭДУАРДО. Вот и молодец. Месяц потерпите.
Обрадованная вдова бросается к Эдуардо, горячо целует его и выбегает через запасную дверь, которую ДЖЕННАРО закрывает за ней.
ДЖЕННАРО. Терпение — это сад, где расцветают грядущие радости.
ЭДУАРДО. Что ты сказал?
ДЖЕННАРО. Не я, герцог Ларошфуко.
В главных дверях появляется ДОННА ГРАЦИЕЛЛА с хозяйственной сумкой. Она осторожно ставит сумку на пол, на цыпочках подкрадывается к Эдуардо, закрывает ему глаза ладонями и целует в затылок. ЭДУАРДО рывком поворачивается, стараясь высвободиться из рук Грациелллы.
ЭДУАРДО. Донна Грациелла! Уж не знаю, как и просить вас! Давайте с этим покончим! У вас же муж!
ГРАЦИЕЛЛА. Это ты мой муж!
ЭДУАРДО. Еще раз прошу! Ведите себя как подобает добродетельной супруге.
ГРАЦИЕЛЛА. Ой, какой ты хорошенький, Эдуа! Злость подходит тебе как серый галстук к синему костюму! Повтори еще разок: «Ведите себя как подобает добродетельной супруге»! Мне все в тебе нравится! Как ты говоришь, как смеешься, как ходишь! Все решительно все! Дай мне пощечину!
ЭДУАРДО (делает такой жест, будто и впрямь готов закатить ей пощечину). Господи, в самом деле… Видно, без палки не обойтись! Донна Грациелла, вы злоупотребляете…
Из примерочной выходит МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК, ЭДУАРДО сдерживается.
(Молодому человеку.) Значит, все в порядке?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. В полном. Даже не знаю, как вас благодарить!
ЭДУАРДО. Сущие пустяки. После обеда все будет доставлено вам на дом.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Очень любезно с вашей стороны… (Прощается и сопровождаемый Дженнаро, идет к выходу)
ЭДУАРДО. Деньги вы отдали Дженнаро?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Да-да… Будьте здоровы! (Уходит.)
ЭДУАРДО (Грацииелле, прежним сердитым тоном). Вы злоупотребляете моим терпением!
ГРАЦИЕЛЛА. Милый! Да ты просто тигр!
ЭДУАРДО. Хватит! Больше я не выдержу… Дайте хоть дух перевести!..
ГРАЦИЕЛЛА. Не надо переводить! Он мой, этот твой дух, и принадлежит мне одной!
ЭДУАРДО (не заботясь о том, что Дженнаро, успевший убрать зеркало в стену, находится рядом и все слышит). Ни дух, ни тело! Я уже объяснил вам: между нами быть ничего не может, это несовместимо с моей профессией!
ГРАЦИЕЛЛА. Ты это о своей постыдной профессии?
ЭДУАРДО. Постыдной? Чего же тут постыдного? И вам не совестно? Подумайте хорошенько: разве есть что-нибудь предосудительное в том, чем я занимаюсь? Нешто я людей убиваю? Не убиваю, а иметь дело с мертвецами….
ГРАЦИЕЛЛА (с горечью). … и прибегать, как шакал…
ЭДУАРДО. Не как шакал, а как голубь… глю… глю… глю… я несу в своем клюве утешение, каплю надежды…
ГРАЦИЕЛЛА. И забираешь при этом одежду, обувь, деньги….
ЭДУАРДО. Что делать Грациелла, раз в этом мире нет ничего бесплатного! Ведь даже за милосердие Господне приходится платить! Древние приносили в жертву быков и овец… А мы должны платить даже за заупокойные мессы. А важно то, что намерения у меня самые чистые, самые человечные…. Цель облагораживает средства…
ГРАЦИЕЛЛА. Так почему же ты не хочешь утешить, ублаготворить меня?
ЭДУАРДО. Потому что ты замужем. А женщины замужние и одинокие меня не интересуют. Мало того, для меня они представляют самую большую из всех возможных опасностей. Грациелла, я занимаюсь исключительно вдовами, только вдовами. Стоит допустить крохотное исключение — моей фирме коней! Вы же вашим поведением непрерывно толкаете меня к банкротству! А это, скажу я вам, с вашей стороны даже не честно!
ГРАЦИЕЛЛА (вызывающе закинув ногу на ногу). Нечестно? Значит, это я толкаю тебя на банкротство? Так надо понимать?
ЭДУАРДО. Так или не так, но дальше это не может продолжаться. Поймите меня правильно: лишь с тех пор, как я с таким трудом создал свое дело, я вкусил и капельку благополучия и обрел минимум покоя. А ведь до этого чего я только не пробовал? И все сплошная дырка от бублика! И вот тогда я понял, что истинное мое призвание — утешить вдов. Не теряйте со мной понапрасну времени! Я схимник, странствующий монах-утешитель! Я дал себе зарок, Грацие, я не могу нарушать данный обет!