– Вы хотите сказать, он неспособен к аналитическому мышлению? – спросил Мервин.
– Я хочу сказать, – сказала бабушка Лоуренса, – что в некоторых делах он мог бы проявлять больше сообразительности. Но у него хватает ума преуспевать в жизни и у него чудесный характер, а это главное.
– Но если он станет задавать вопросы… – начал Эндрю.
– Станет, обязательно, – ответила Луиза.
С ней решительно не было сладу.
– Но, миссис Джепп, вы будете осмотрительны, не правда ли? – спросил мистер Уэбстер.
– Мой внук неспособен сообразить, что к чему, у него даже два и два не всегда четыре, – изрекла она с довольным видом, так что им стало немного не по себе.
– Он уезжает в пятницу? – спросил Мервин.
– К сожалению, да.
– Тогда до вечера пятницы? – спросил Мервин.
– Да, – печально согласилась она.
– До пятницы, – попрощался Эндрю.
– Благодарю за в высшей степени приятный вечер, миссис Джепп, – произнес мистер Уэбстер.
Лоуренс начал писать письмо, положив на колени книгу, а на нее – лист бумаги, поэтому Луиза принялась расчищать для него стол, приговаривая:
– Ну же, золотко, садись за стол, так будет удобней.
– Нет, я всегда пишу таким манером.
Луиза накинула белую скатерть на угол стола, расчищенный для Лоуренса.
– Когда пишешь письмо, всегда клади бумагу на белую скатерть. Так полезней для глаз – белое отражает свет. Ну же, милый, садись за стол.
Лоуренс пододвинулся к столу, не переставая писать. Минуты через две он заметил:
– Белая скатерть и вправду помогает. С ней лучше.
Луиза растянулась на кушетке у заднего оконца, где обычно отдыхала перед чаепитием.
– Когда я рассказала Мервину Хогарту про эту маленькую хитрость, – протянула она сонным голосом, – он стал про себя рассчитывать, будет ли от этого толк или нет, со всякими там световыми лучами да оптикой. «Ты попробуй, Мервин, – сказала, – просто попробуй – и убедишься, что я права».
– Конечно, – рассеянно протянул Лоуренс, – это может быть вызвано психологическими причинами.
– Еще бы не психологическими, – совершенно неожиданно отозвалась Луиза и закрыла глаза. Через несколько секунд она их открыла и сказала: – Если пишешь матери, передай ей привет.
– Вообще-то я пишу Каролине.
– Ну так передай привет Каролине и сообщи, что я надеюсь, ей сейчас лучше, чем было на Пасху. Как она там?
– Хандрит. Поехала отдохнуть в какое-то религиозное заведение на севере.
– Тоже мне отдых – в религиозном заведении.
– Ты права. Но это одна из маминых затей, она договаривается со своими священниками, и они организуют строительство зданий. Построив, посвящают их святым. Потом мать отправляет знакомых там пожить.
– Но ведь Каролина не католичка.
– Только что обратилась.
– То-то мне показалось, что она похудела. На тебе ее обращение отразилось?
– Ну, Каролина в известном смысле все-таки ушла от меня. По крайней мере, решила пожить в другом месте.
– Это хорошо, – заметила старая дама.
– Мы, может, еще и поженимся.
– А если нет? – Она посмотрела на него со сдержанным удивлением и добавила: – Каролина хоть понимает, что делает? Для женщины единственный верный способ удержать мужчину – уйти от него в религию. Такое случалось у меня на глазах. Мужчина может завести другую женщину, но никогда не будет с ней счастлив, после того как первая бросила его на религиозной почве. Она навечно привязывает его к себе.
– В самом деле? Как восхитительно. Нужно будет рассказать Каролине.
– Ну что ж, золотко, все к лучшему. Надеюсь, ты сможешь на ней жениться, и скоро. Тебя не станут делать католиком, только возьмут обещание, что детей воспитаешь в католической вере. В конце концов, нынешние дети, когда вырастут, сами решают, кем быть. И нет ничего плохого в том, что ты католик, если только сам этого захотел.
– Тут все несколько осложнилось, – сказал Лоуренс. – Бедняжке Каролине нездоровится.
– Бедняжка Каролина. Вот до чего доводит религия. Передай ей от меня сердечный привет и скажи, чтоб приезжала ко мне. Я ее тут откормлю, и, думаю, все у нее будет в порядке.
Бабушка только что опять задремала, после того как открыла глаза и спросила про тебя, – писал Лоуренс. – При известии о твоем обращении глубокомысленно нахмурилась и стала похожа на старуху с картины Рембрандта, но быстро вернула себе прежний вид. Хочет заполучить тебя к себе и откармливать разными разностями.
Когда твой поезд отошел от перрона Юстонского вокзала, у меня защемило сердце, а потом стали одолевать мысли, не отправиться ли следом, вечерним поездом. Но на станции метро «Пиккадилли-серкус» я повстречал Барона, вернулся с ним в его книжную лавку, и он по дороге отговорил меня. «Присутствие неверующего в католическом заведении выводит тамошних обитателей из равновесия, если только неверующий не собирается принимать их веру. В таких местах заверяют, что охотно принимают неверующих, но, если вы туда отправитесь только затем, чтоб повидать Каролину, это их расстроит и вам там не обрадуются. Хуже того, еще и Каролину невзлюбят – за то, что вы явно предпочитаете ее, а не веру». Вот я и решил – глупо являться в дом непрошеным гостем, как получилось, так получилось, и жалеть об этом не стоит.