— Ладно…
Он переставил свой стул, чтобы вместе с ней наблюдать за тем, что происходит на улице.
— В любом случае, ключи у тебя есть…
— А ты?
— Что я?
— Никогда не рассказываешь о своих приключениях… — она состроила недовольную гримасу, — ну… о любовных… в смысле, о романах…
— Видно, похвастаться особо нечем…
— А как там твоя чертежница?
— Ушла строить новые планы… Она улыбнулась ему.
Ее загорелое лицо вдруг показалось ему слишком хрупким. Он наполнил стаканы и заставил ее выпить за лучшие времена. Помолчали. Она попробовала скрутить себе сигаретку.
— Шарль?
— Я за него.
— Ты ведь не скажешь?.. Сам знаешь кому…
— Да что я ему скажу? — ухмыльнулся он. — О чести, что ли, буду с ним разговаривать?
Сигаретная бумажка у нее в руках порвалась. Он взял у нее пачку, осторожно наполнил бумажный желобок табаком и поднес к губам, чтобы лизнуть.
— Я имею в виду Анук…
Он замер.
— Нет, — ответил он, сплюнув табачную крошку, — конечно, нет.
Протянул ей готовую сигарету и отвернулся, погрузился в себя.
— Ты… ты с ней еще общаешься?
— Изредка.
Надел темные очки. Она не стала продолжать.
В Париже шел дождь. Они взяли такси, она вышла на улице Гоблен.
— Спасибо, — прошептала она ему на ухо. — Все в прошлом, обещаю тебе. Все будет в порядке.
Он смотрел, как она спускалась по лестнице в метро.
Видимо, почувствовав его взгляд, она остановилась на полпути, и, подмигнув ему, соединила большой и указательный палец в букву «О», показывая, что все «О'кей», как это принято под водой.
Этот простой жест, так убеждающий в том, что все хорошо. Он поверил и удалился с легким сердцем. Был молод тогда, наивен. Верил знакам. Это было только вчера и вот уже без малого девятнадцать лет тому назад.
Как она его провела.
7
Он уснул, а когда проснулся, на него молча смотрела Снупи. Прежняя Снупи, с круглой, распухшей после сна мордахой, сидела и чесала ухо передней лапой.
Рассвет еще только стучался в окно, и он подумал, не снится ли ему все это. И стены такие розовые…
— Ты спал здесь? — спросила она грустно.
Черт, нет, это не сон. Это жизнь. Новый раунд.
— Который час? — спросил он зевая.
Она отвернулась и пошла к себе в комнату.
— Матильда… Остановилась.
— Это не то, что ты думаешь…
— Я ничего не думаю, — ответила она.
И исчезла.
Шесть часов двенадцать минут. Доплелся до кофеварки, сварил себе двойной кофе. День обещал быть долгим…
Совсем продрог, закрылся в ванной.
Присев боком на край ванны и подперев кулаком подбородок, задумался, блуждая взором в клубах теплого пара и кружении воды. То, что его сейчас занимало, поглощало целиком, заключалось в нескольких словах: Баланда, ты достал! Кончай, возьми себя в руки!
До сих пор ведь тебе как-то удавалось не сбиваться с пути, жил не заморачиваясь, так что же на тебя сегодня нашло? Поздно теперь, понимаешь? Ты слишком стар, в твоем возрасте подобные излишества — непозволительная роскошь. Она умерла. Все в прошлом. Задерни занавес и займись живыми. У тебя вон за стеной недотрога из саксонского фарфора — прикидывается, что ей все нипочем, а сама убивается, того гляди разобьется. В ее возрасте так рано не встают… Закрой этот чертов кран и пойди вынь наушники у нее из ушей.
Тихо постучал, вошел и сел на пол у ее ног, спиной к кровати.
— Это не то, что ты думаешь…
— …
— Где же ты, мой верный четвероногий друг? — неуверенно произнес он. — Спишь? Слушаешь грустные песни под одеялом и не можешь понять, чего этот старый дурак Шарль опять к тебе привязался?
— …
— Я спал сегодня на диване только потому, что долго не мог заснуть… и не хотел мешать твоей маме…
Она заворочалась, задела его плечо, кажется, коленкой?
— Вот я сейчас тебе все это говорю, а сам думаю: зачем я это делаю?… Нечего мне перед тобой оправдываться… Это тебя не касается, точнее, не имеет к тебе отношения. Это дела взрослых, ну то есть… старших… и..
Ох, черт, подумал он, и зачем ты лезешь в это болото, куда тебя вечно несет? Поговори с ней о чем-нибудь другом.
Он поднял голову и в полутьме стал осматривать стены ее комнаты. Давненько он не заглядывал в ее гнездышко, а ведь он любил это делать: любоваться ее фотографиями, ее рисунками, ее бардаком, ее постерами, ее жизнью, ее воспоминаниями…
Стены в комнате подрастающего ребенка — лучшее наглядное пособие по занимательной этнологии. Квадратные метры, на которых жизнь кипит, бурлит и обновляется, безостановочно пожирая патафикс.[27] Чем она сейчас живет? С какими подружками на этот раз паясничала в фотоавтомате? Какие амулеты нынче в моде, и где прячется физиономия того «дерева, которое не жалуется, когда его обнимают»?
С удивлением на одном из снимков обнаружил себя вместе с Лоранс. Впервые видел это фото. Судя по всему, это она их сфотографировала, когда-то давно, когда была еще совсем ребенком. И в уголке каждого снимка, на фоне неба обязательно торчал ее указательный пальчик. Они выглядели счастливыми, улыбались на фоне горы Сент-Виктуар. А вот какая-то желатиновая капсула в прозрачном пакетике с надписью Be а Star instantly[28], рядом, на листке в крупную клетку, записано стихотворение Превера, заканчивающееся словами:
Фотографии светловолосых губастых актрис, адреса интернет-сайтов, записанные на картонках из-под пивных кружек, брелоки, дурацкие плюшевые игрушки, замысловатые флаеры, возвещавшие о концертах в какой-нибудь дыре, всякие «фенечки», реклама некоего Месье Ж, гарантирующего как возвращение любимого, так и сдачу любого экзамена с первого раза, улыбающаяся физиономия Корто Мальтезе,[29] использованный ски-пасс[30] и даже репродукция Каллимаховой Афродиты, которую он сам ей когда-то послал, чтобы поставить точку в одном щекотливом деле.
Это была их первая серьезная ссора… Наорал на нее, потому что взяла за манеру ходить с голым животом.
«Крась волосы, делай татуировки, пирсинг, все, что угодно! — кричал он. — Хоть перья в зад втыкай, если душе угодно! Но не оголяй живот, Матильда. Только не живот…» Заставлял ее по утрам поднимать руки вверх перед уходом в колледж и отправлял переодеваться, если майка задиралась выше пупка.
В результате, она неделями общалась с ним сквозь зубы, но он не уступал. Он сопротивлялся, впервые. Впервые выступал в роли старпера.
Только не живот. Ни в коем случае.
«Живот женщины, это самое таинственное, что есть в мире, самое волнующее, самое красивое, даже самое сексуальное, как бы написали в ваших дебильных журналах, — долдонил он под снисходительным взглядом Лоранс, — так что, нет, только не живот… Спрячь его. И береги… Я, Матильда, тебе не мораль читаю и не о приличиях говорю… Я о любви. Куча пацанов будут мысленно измерять твою задницу и угадывать форму груди, и это честная игра, но живот — прибереги его для того, кого полюбишь, ты… Ты меня поняла?»
«Да, думаю, мы хорошо тебя поняли, — сухо заключила ее мать, которой не терпелось сменить тему. Переоденься в монашескую робу, дочка». Он посмотрел на нее, покачав головой и наконец замолчал. А на следующий день пошел в книжный Лувра и послал ей по почте эту открытку, написав на обороте:
«Посмотри, ее живот так красив потому, что ты его не видишь».
Лицо и одежда Матильды удлинились, но она никогда не упоминала об этой открытке. Он был уверен, что она давно ее выбросила. Ан нет… Вот ведь она… Между репершей в стрингах и полуголой Кейт Мосс.
27
Легко отклеивающийся, не оставляющий следов «пластилин», которым удобно крепить к стене постеры, фотографии и т. п.
29
Корто Мальтезе — главный герой знаменитого итальянского комикса, созданного Уго Праттом, переведенного на многие языки и легшего в основу анимационного сериала.