Выбрать главу

Александр Мелихов

Утилизация Чернобыля

Через десять дней после того, как 28 июня 1914 года пламенный националист Гаврило Принцип застрелил эрцгерцога Фердинанда, юный Ричард Олдингтон, отмечая свой день рождения, и не подозревал, что этот выстрел через пятнадцать лет сделает его одним из певцов «потерянного поколения».

Олдингтон менее знаменит, чем Хемингуэй и Ремарк, поскольку не дарит читателю ни любви, которая все превозмогает, ни фронтовой дружбы: герой его «Смерти героя» интеллектуал, далекий и от товарищей по оружию, и от влюбленных в него интеллектуалок, которым кажется, что Джордж примитивизировался в окопах, где он пытался укрыться от разборок с ними же. Джордж и начало войны встретил без энтузиазма, на изображение коего полезно оглянуться нам, самонадеянно внушающим себе, что только мы способны впадать в шовинистический и верноподданнический угар.

«У Букингемского дворца путь преградила огромная толпа, в которую с трех сторон непрерывно вливались новые массы людей. Дворцовые ворота были закрыты, и перед ними выстроился полицейский кордон. Гвардейцы-часовые в красных мундирах и меховых киверах стояли ‘вольно’ перед своими будками. ‘Короля Георга! Короля Георга! — хором выкликала толпа. — Короля Георга!’ Спустя несколько минут распахнулось окно, выходящее на средний балкон, и появился король. По площади прокатилось оглушительное ‘ура!’, и Георг V приветственно поднял руку. Тысячи глоток завопили: ‘Хо-тим вой-ны! Хо-тим вой-ны! Хо-тим ВОЙ-НЫ!’»

«Мозг одного человека не в силах вместить, память — удержать и перо — описать беспредельное Лицемерие, Ложь и Безумие, вырвавшиеся на простор во всем мире в те четыре года….То была непревзойденная трагическая вершина Викторианского Лицемерия». Олдингтон, как и нам это свойственно, более всего ненавидит глупость и лицемерие тех, кто рядом: типичный выпускник английской школы, по его мнению, на удивление невежественен и патриотичен, — Англия всегда права, а те, кто вступает с ней в конфликт, всегда неправы. Джорджу представляются «истинно британской толстокожестью» обычные «невежество, самоуверенность и самодовольство», эти воистину общечеловеческие ценности. И к чему считаться, кто проявил к ним большее пристрастие! К чему считаться, у кого из пациентов общего сумасшедшего дома психоз протекал в более, а у кого в менее острой форме и у кого хватило и у кого не хватило сил разорвать смирительную рубашку! Главный урок Мировой войны, не закончившейся и по нынешний день, заключается в том, что военные психозы вовсе не что-то исключительное, но вполне нормальное явление. Стоит международной напряженности достичь хоть сколько-то опасного градуса, как у каждой из сторон возникает вполне параноидальная убежденность в собственной непогрешимости и еще более в том, что ей противостоят не люди, руководствующиеся такими же интересами, как и она сама, но чудовища, одержимые бескорыстной любовью к злу.

Шпиономанию тоже изобрел не СМЕРШ. «Я и сам еще до вступления в армию дважды был арестован за то, что носил плащ, походил на иностранца, да еще смеялся на улице; в одном батальоне на мне долго тяготело серьезное подозрение, потому что у меня был томик стихов Гейне, и я не скрыл, что побывал когда-то за границей».

И главным помешательством ХХ века, уверенно перешагнувшим и в XXI, был, повторяю, вовсе не коммунизм, но национализм, убежденный, что у нации есть только права и никаких обязанностей, что это отдельным личностям необходимо упорно трудиться, чтобы в чем-то возвыситься, а нация изначально совершенна, нужно только убрать с ее пути внешних и внутренних врагов. Коммунисты, по крайней мере, учили, что для достижения земного рая необходима и материальная база, и воспитание нового человека, а национализму не требуется совсем ничего — только убрать инородческие помехи с его пути.

Собственно, все социальные грезы указывают какой-то путь развития, и только нация уже и так всем хороша, осталось ее только очистить от чужеродных примесей. Короче говоря, националистическая сказка неизмеримо менее требовательна, оттого она и захватила неизмеримо более обширные массы. Сегодня все те, чьи отцы и деды из страха или расчета прислуживали «коричневой чуме», естественно, постарались приравнять ее к «красной заразе», но надо отдавать себе отчет, что коммунисты сумели прийти к власти только после того, как мировое равновесие было взорвано националистами. Рвануло на Балканах, но они трудились всюду, нашпиговывали порохом всю «цивилизованную» Европу, просто балканским ребятам повезло больше других. И тем не менее националисты и сегодня, в отличие от дышащих на ладан коммунистов, сильны и, пуще того, респектабельны — пока они борются «за свободу»!