«Я решил позвонить в Манчестер мистеру Скотту, который был не только моим непосредственным боссом, но личным другом премьер-министра Ллойд Джоржа. Когда я до него дозвонился и изложил суть дела, то первое, что он меня спросил, - откуда я ему звоню? И когда узнал, что из дому, прокричал в трубку: "Очень хорошо, не выходите на улицу, я завтра буду в Лондоне". На следующий день Скотт прибыл в Лондон утренним поездом и сразу направился в резиденцию премьер-министра. Через полчаса они вместе с Ллойд Джоржем вышли, пересекли улицу и вошли в Скотланд-Ярд. Там Ллойд Джорж попросил у переполошившегося начальника показать ему ордер на арест мистера Ротштейна и собственноручно разорвал его. Так закончилась эта трагикомичная история.»
История действительно трагикомическая: «своя своих не познаша».
После октябрьской революции Литвинов фактически выполнял роль советского посла в UK. Пока шла война с Германией, агента германского сателлита в Лондоне «не замечали», однако как только военные действия подошли к концу, англичане «прозрели» и устроили наглый спектакль. В начале сентября в Советской России арестовывают де факто английского посла и, по совместительству, подлинного руководителя ЧК Брюса Локкарта (Локкарт курировал деятельность конкретного организатора советской тайной полиции – английского офицера «Якова Петерса». Некомпетентный Дзержинский выполнял роль зицпредседателя и представителя Ленина). Ему инкриминируется бредовый «заговор послов против молодой советской республики». Через несколько дней англичане, как бы в ответ на действия большевиков, заключают Литвинова в Брикстонскую тюрьму и в октябре обменивают на Локкарта.
До сих пор обманутые обыватели не понимают смысла этого гротескного спектакля. Это типичная операция прикрытия, обмен шила на мыло. Локкарт и Литвинов хорошо знали друг друга, долгие годы работали в одном и том же ведомстве. Незадолго до смерти маститый английский разведчик оставил лживые, вымаранные, но всё равно интересные и крайне поучительные мемуары, в которых, например, описывалась безобразная пьянка в лондонском ресторане «Лайонс» в январе 1918 года. Литвинов и Ротштейн провожали коллегу Локкарта и его сотрудника Липера в советскую Россию. Пьяные офицеры хохотали, перемежали англо-русскую речь остротами (все блестяще владели и русским и английским). Литвинов, хохоча, написал Локкарту «рекомендательное письмо» Троцкому на ресторанной салфетке. (Смысл прикола был в том, что Троцкий работал на австрийцев, понимал, что Ленин сотрудничает с немцами, но навряд ли отдавал себе отчёт в масштабах контактов «Ильича» с Интеллидженс Сервис.) В конце концов обжора Литвинов съел весь имеющийся в ресторане «дипломатический пудинг» - молочный бисквит, пропитанный ликёром и политый карамельным соусом, - и получив отказ от официанта, закатил «дипломатический скандал»: «Ну вот, даже ресторан «Лайонз» не признаёт большевиков». Локкарт от хохота подавился десертом. Для полноты картины следует добавить, что сидящий за столом Ротштейн, будущий советский посол в Персии, в этот момент работал чиновником Форин Оффис.
Кроме простого умывания рук, рокировка «Литвинов-Локкарт» имела реальный политический смысл. Британской империи послы в ленинской России были так же не нужны, как в Индии и Страйтс Сеттльменте. Ей были нужны генерал-резиденты (Ленин) и колониальные комиссары. Одним из таких английских комиссаров и стал Литвинов.
Приехав в Россию, Литвинов вместе с Айви Лоу поселяется в роскошном особняке, построенном для русских купцов англоманом Шехтелем в англоготическом стиле. Первое время Литвинов большее время проводит за границей, то участвуя в тайных англо-советских переговорах в Стокгольме, то руководя посольством в Эстонии – практически единственной страной, с которой РСФСР поддерживал официальные дипотношения, и которую большевики использовали для тразитных контактов с отстальным миром. Официально с 1921 года он числился заместителем Чичерина, но действовал вполне самостоятельно.
После того, как РСФСР минули ужасы военного коммунизма, Литвинов стал заглядывать в Москву почаще. Его особняк служил салоном для дипломатического корпуса и московской верхушки – как политической, так и культурной.
Сохранились дневниковые записи Прокофьева о скромном быте Литвиновых-Лоу в 1927 году:
«Ева Вальтеровна Литвинова, была так довольна встретить в лице Пташки <жены Прокофьева> не только человека чисто говорящего по-английски, но и по воспитанию близкого к англо-саксонской культуре, что взяла обещание побывать у неё. Сама Литвинова представляла мало интересного, но на любезность высокопоставленных лиц необходимо было отвечать любезностью — и сегодня Пташка отправилась к ней на Софийскую набережную.