– А, – кивнул Джордан. – Конечно! Фермеры очень ждут его.
Мэдж не вслушивалась в их разговор, но отметила про себя, что Джонни стал более дружелюбен по отношению к Майклу. Наверное, сыграло свою роль и то, что мальчик воспринимал его дочь, как воплощенную Елену Прекрасную. А сам Майкл при этом держал себя с ним так, как будто бы он был его младшим братом.
Мэдж была довольна. Чудесным днем, отличной стряпней Персика. Довольна тем, что погрелась на солнышке, хотя ее нежную кожу после этого немного пощипывало. Ей было уютно и хорошо. Клонило ко сну. Мэдж дремала, обняв Джесс, которая настояла, чтобы мать села с ней, сзади, к огорчению Джонни и к облегчению обоих родителей. Сквозь дрему Мэдж слышала тихую музыку, льющуюся из приемника, разговор Майкла с Джиной о каких-то членах семьи, которые выводили из себя остальных, шуршание шин по асфальту. Бедро дочери источало тепло и в голове роились приятные фантазии.
Может быть, можно допустить этого человека немного поближе? Поделиться с ним теми военными воспоминаниями, которые не причиняют вреда? Позволить себе насладиться его улыбкой. Может быть, можно даже чуть-чуть влюбиться в него. Совсем чуть-чуть.
Впервые за все время, что она себя помнила, Мэдж ощутила надежду. Она спала с этим ощущением всю обратную дорогу и проснулась, только когда Майкл осторожно вытащил у нее из рук сонную Джесс. Джонни подал ей руку, и она смахнула с себя сон, как паутину.
– Иди, Джонни, я сейчас приду.
Она обернулась назад и устремила взгляд на дорогу, где ивы уже начали раскачиваться под свежими порывами ветра. Позади нее хлопнула дверь, зазвучали сонные голоса сморенных дорогой подростков. Они поставили чайник и включили телевизор. Мэдж смотрела на тучи и размышляла над тем, что изменилось в ее жизни с тех пор, как она последний раз видела грозу.
– Все в порядке? – спросил подошедший Майкл.
Мэдж отвела взгляд от грозовых облаков.
– Я как раз думала, какой хороший получился день.
– Я рад, – просто сказал он, подвинувшись поближе.
Ветер шевелил его волосы, а глаза сверкали фосфорическим блеском. Мэдж не могла оторвать от них взгляд. Она думала об ужасных шрамах, покрывающих тело этого мужчины, о кошмарах, сквозь которые он прошел, чтобы найти ее. Она думала о том, что он предложил ей помощь, в то время как имел право спокойно отдыхать.
– Спасибо вам, – сказала она и, быстро поднявшись на цыпочки, поцеловала его.
И тут же оказалась в его объятиях. Его усы покалывали ее, рот искал ее губы. О Господи, его губы были такими нежными, а руки такими соблазнительными. Мэдж вцепилась в его мягкие, шелковистые волосы, которые трепал ветер. Она прильнула к его груди, вдруг ощутив мучительную жажду близости. Ей нужна была его радость. Ей нужна была его спокойная сила. Ей нужна была его вера в то, что она такая, какой он ее помнил.
– Ты дрожишь, – прошептал он.
– Я боюсь, – хрипло сказала она.
– Никогда не бойся меня, Мэдж, – промолвил он, привлекая ее еще ближе, – никогда не бойся меня!
– Я не боюсь тебя, – призналась она слабым голосом, – я боюсь себя. Но в этом – твоя вина.
– Моя вина? – шепотом спросил он, проводя пальцами по ее щеке. – Но почему?
Мэдж не отступила. Она посмотрела ему в глаза и решила сказать правду во что бы то ни стало.
– Потому что я хочу, чтобы ты меня любил.
10
Он сам хотел того же. Когда все заснули, Майкл прокрался в ее комнату, где сырой от дождя бриз вздымал занавески, и за руку вывел из дома.
Джордан понимал, что совершает ошибку. Он не за этим сюда приехал. И не это, по его мнению, ей было нужно. Не это должно было принести ей мир и покой. Но он не мог уже сдерживать охватившую его страсть. Майкл понял, что увлечен этой женщиной с тех самых пор, когда впервые увидел ее улыбку.
Ее рука дрожала, но она ни секунды не колебалась, когда в одной ночной рубашке шла вместе с ним через двор по сырой траве. Мэдж следовала за ним в угловую комнату гостиницы так, будто это был роскошный «люкс» в фешенебельном отеле.
– Добро пожаловать во дворец, леди! – прошептал он с улыбкой, держа ее руки в своих.
– Я никогда не делала… – Она пожала плечами, подбирая нужное слово, вдруг снова ощутив себя робкой и юной девушкой.
– … Ничего такого, – подсказал Майкл. – Знаю. Я тоже.
Он поднял ее руки и поднес к губам. Впился взглядом в такие милые голубые глаза и поцеловал ей ладони.
– Полагаю, мы достаточно долго плыли против течения, да?
Майкл увидел, как ее глаза расширились, ноздри затрепетали, а грудь поднялась. От нее веяло дождем, свежим мылом и тихой ночью. Он ощущал губами атлас ее кожи. О Господи, как же он хотел ее.
– Я немножко… заржавела, – призналась она, усмехнувшись. – Боже мой, это звучит словно: «Я давно не ездила на велосипеде».
– Принцип тот же, – успокоил он, ласково поглаживая ее запястья. – Я слышал, что эти навыки легко восстанавливаются.
Мэдж инстинктивно придвинулась ближе к нему.
– Правда?
– Да, – заверил он. – Именно так. И чтобы ты не беспокоилась, я захватил все, что надо, для безопасной езды.
Майкл наклонился и поцеловал ее. Она вздохнула, и его губы поймали этот вздох. Наслаждаясь нежностью ее рта, он позабыл о дожде и ветре, о свече и узкой койке, которая должна была принять их. Он видел только ее, чувствовал только ее.
Нетерпеливым движением он пробрался к ней под рубашку и ощутил соблазнительный трепет кожи. Он обнял ее одной рукой за талию, а другой за бедра и привлек к себе так, что она ощутила всю силу его желания. Мэдж трепетала под его прикосновениями, выгибалась и прижималась к нему. Майкл спустил ей рубашку с плеч, наслаждаясь атласом кожи на ее горле, и она откинула голову под его натиском. Он чувствовал, как ее руки царапают ему спину, и еще крепче сжимал ее в объятиях.
Вырез рубашки задержался у нее на груди, и он осторожно сдвинул его вниз. В тусклом свете свечи ее кожа отливала перламутром. Мэдж всхлипнула и невольно съежилась, когда рубашка соскользнула на пол, обнажая ее красивое тело.
Майклу стало трудно дышать. Ему не верилось, что она так прекрасна. Ее груди. Боже, ее груди, такие полные и тяжелые, с сосками цвета персика. Майкл гладил их, ласкал, припадал к ним ртом и стонал от наслаждения. Он поднял Мэдж, отнес на маленькую койку и лег рядом, чтобы почувствовать все ее тело, чтобы раствориться в ней.
– Как ты прекрасна! – простонал он, пряча лицо у нее в волосах.
– Милый, я мать двоих детей и мне сорок с хвостиком, – слабо возразила она.
Майкл поднял голову, посмотрел ей в глаза и улыбнулся:
– Вот поэтому ты так прекрасна, – сказал он и впился в ее податливый рот.
Когда Мэдж начала стягивать с него тенниску, он попытался остановить ее. Он весь дрожал, пытаясь сохранить самообладание. Это было слишком давно, и это никогда не было так, как сейчас.
– Ну, давай, – сказала она с мягкой улыбкой. – Я не хочу оставаться голой одна.
Но Майкл боялся, что она в ужасе отвернется, увидев его шрамы. Мэдж поняла это.
– Ты ведь видел мои швы, – ласково возразила она.
Он стащил с себя тенниску и закрыл глаза.
– Боже мой, – пробормотала она, и Майкл почувствовал, что ей хочется отвернуться. Но затем она легко вздохнула, и он, уловив в этом звуке восхищение, открыл глаза. – Какая у тебя великолепная грудь, – говорила она, поглаживая жуткий шрам, рассекавший ее пополам. – Я так и думала.
– У тебя не хуже, – заверил он ее, вместо того чтобы сказать, что если бы он не влюбился в нее раньше, то непременно сделал бы это сейчас.
Ее волосы рассыпались по подушке закатным пламенем, глаза блестели, а губы уже распухли от поцелуев. Майкл никогда в жизни еще так не хотел женщину.