* * *
...Когда он открыл багажник, человек удушливо захрипел, задергался, пытаясь сильнее изогнуться назад. Арвид коротко провел лезвием ножа по веревке, натянутой между его шеей и ногами, которые тот старался держать как можно ближе к голове, что уже плохо удавалось. Он мучительно заперхал, завертел головой, пытаясь высвободить шею из затянувшейся петли. Арвид одним движением освободил веревку, за шиворот выдернул мужчину из багажника. Тот закричал - от испуга ли, от боли в застывших в неестественном положении мышцах ли - Арвид с силой ударил его по лицу тыльной стороной ладони, и он поперхнулся криком. Стоять он не мог - ноги не держали, и Арвид проволок его до двери, толкнул в салон, сел за руль.
- Адрес.
- Какой? - сипло, не понимая, спросил тот.
Арвид всем телом повернулся к своему "пассажиру":
- Адрес!?
Парень подался от него, пытаясь подальше отодвинуться, забормотал торопливо:
- Щас... Эта... Кто с ней?.. Еще?..
У Арвида к горлу вдруг подкатилась тошнота. Никогда в жизни он не испытывал такого чувства брезгливости, как сейчас. Арвиду показалось, что если он прикоснется к этому существу, его стошнит. Он разжал кулак, устало вытолкнул:
- Говори.
...Арвида не было около трех часов. Вернувшись, он не зашел к Ксении, только приоткрыл двери, прислушался к ее дыханию. Прошел в ванную, снял с себя все и сложил в большой пластиковый мешок. Туда же вытряхнул одежду из мусорного ведра. Потом встал под душ, расслабил все мышцы и внезапно понял, как он устал. Несколько последних часов все в нем было напряжено до звона, до боли, так начинают болеть челюсти от непрестанно стиснутых зубов. И теперь, когда усилием воли он заставил себя сбросить это напряжение, навалилась смертельная усталость. Арвиду вдруг захотелось заплакать, зажгло глаза. Но если слезы и были, то они мешались с потоками воды. Он до красна растер тело мочалкой, потом включил душ на полную силу. Облачившись во все свежее, он почувствовал себя чуточку лучше.
Остаток ночи он провел в кресле, рядом с Ксенией. Смотрел в ее лицо, в слабом свете ночной лампы оно выглядело еще бледнее, тоньше и беззащитнее, и старался не думать о событиях прошедшего дня. Но завтрашний день обещал быть не легче. Он боялся новых слез Ксени, ее бессмысленного самоистязания, чувства вины. Ее состояние его тревожило. Даже сейчас, у спящей, лицо ее не стало спокойным: чуть приподнятые брови, морщинка между ними, опущенные уголки губ - все это было едва приметно, но сердце Арвида щемило от застывшего на ее лице вопроса: за что?
* * *
Арвид уходил не потому, что ему было тягостно дома. Хотя, конечно, дышалось там не полной грудью. Так всегда, если в семье несчастье или кто-то серьезно болен. Но в обузу ему это не было - само существование Ксении искупало все тяготы. Он легко прощал ей недобрые, злые слова, оскорбления, обиды - это был ее способ защиты от жестокости мира. Все это было направлено не на него. Просто он был ближе всех, представителем этого самого мира, а больше-то рядом никого и не было - не свекра же хлестать словами наотмашь. Арвид добровольно взял на себя роль "громоотвода", даже радовался - пусть в него бьет, пусть освобождается Ксения от зла, пропитавшего ее насквозь. Пусть поскорее выплеснет всю черноту, которая уродует душу ее.
...Он уходил, когда чувствовал, что Ксюше лучше побыть одной.
Ему нравилось просто ходить по улицам. В этом городе он не был целую вечность, целую жизнь. Теперь приятно было узнавать давно знакомые места, дома, скверы. Со многими были связаны воспоминания. Одновременно, он будто знакомился с городом заново - дома стали другими: постарели или наоборот, помолодели, заново отремонтированные или перестроенные; подросли, заматерели деревья, а некоторых "стариков" Арвид не нашел; и улицы как будто стали уже с тех пор, когда они бегали по ним вдвоем... Олежке по ним больше не ходить... Порой ему не хватало сил не поддаться этим горьким мыслям, на сердце становилось тяжело. Тогда он торопился вернуться домой, в тепло, напитанное запахом любимой женщины, в наполненную ее дыханием тишину...
Неожиданный запах коснулся Арвида, отвлек от невеселых мыслей, и Арвид поискал глазами, определяя его источник. Оказалось, мимо только что прошла женщина с сумкой, а в сумке блестели красными боками огромные яблоки. Вроде бы что - ну, яблоки зимой. Так сейчас ничем не удивишь - рынок. Но эти были какими-то особенными, сияли ликующе и празднично. Было в них что-то, что притягивало взгляд. Может, выросли они у доброго человека?
Ксения услышала шаги за окном, и одернула свой порыв - встать, выйти на встречу.
- Ксюша, это я! - сообщил он из прихожей.
Она не ответила, сидела, положив голову на прямые, вытянутые на столе руки. Слушала, как он ходит по кухне, делает что-то.
- Ксюша, ужинать! - позвал он через некоторое время.
- Я уже ела, - негромко, медленно ответила она.
Ксеня не пошевелилась, когда Арвид вошел к ней. Подняла голову, лишь когда он поставил на стол перед ней большое блюдо с красными яблоками. Наградой ему были потеплевшие ее глаза. Она улыбнулась глазами, не ему этим жизнеутверждающим плодам. Ксения протянула руку и погладила пальцами блестящий бок. Потом взяла одно, закрыв глаза, вдохнула его аромат и морозную свежесть.
Арвид взял ее за руку:
- Идем есть, врушка.
- Ешь один. Я не хочу, - не глядя на него, равнодушно сказала Ксеня.
- Это не пойдет. Ты совсем перестала есть.
- Не перестала.
- Я приведу к тебе врача.
Она резко встала:
- А может сразу в психушку?!
- Ну перестань, Ксюш, - тихо проговорил Арвид. - Посиди просто со мной. Яблоко съешь.
- Оно холодное.
- А я в ладонях согрею.
Ксения почувствовала вдруг, как зажгло глаза, и поспешно шагнула вперед.
Она быстро съела что-то, не почувствовав вкуса.
- Хочешь чаю? О! Отец ведь тебе конфеты принес! Любимые, - "Былина". Будешь с чаем?
- Потом, - Ксения встала чуть поспешнее, чем надо. Пошла к себе, приостановилась: - Спасибо за яблоки.
Положив голову на руки, смотрела на них, краснобокие, запотевшие с холода. По носу медленно пробиралась слезинка. Ей и вправду нужен психиатр, Ксеня это знала - вместо нервов у нее теперь до звона, до стона натянутые струны. Но сейчас ни к какому врачу она не пойдет, потому что это может обнадежить Арвида и, следовательно, затянет ее пребывание здесь. Прежде всего, ей надо расстаться с ним, тогда, может быть, и врач не понадобится.
К доктору он ее уже водил однажды, хотя тот визит Ксеня припоминала с трудом, отдельными фрагментами. Вот что было после, она помнит. И ей долго было стыдно... Пока не убедила себя, что все правильно, все хорошо...
* * *
Это было первое, что сделал Арвид сразу после похорон Олега - нашел хорошего врача для Ксении. Начинал тот с частной практики, но очень скоро развернул ее в небольшой Центр, который теперь заслуженно пользовался известностью. Сюда могли обратиться - в том числе - и женщины, пострадавшие от насилия. Они получали комплексное обследование, разносторонние консультации, психологическую, медицинскую помощь - и бережное, тактичное отношение персонала.
Арвид предупредил Ксению, куда они идут. И она пошла с ним без возражений, безучастная и равнодушная. Но слов его толи не поняла, толи не услышала. В те дни все существовало где-то помимо нее. Оглушенная, потрясенная, израненная осколками вдребезги разбитого мира, она слышала голоса людей, но они были столь далекими, что она даже не сразу понимала, к ней ли обращаются.
Даже похороны Олега прошли, как в тумане. Порой она будто выпадала из реальности, приходила в себя от острого запаха нашатыря. Рядом с ней постоянно была женщина из поликлиники, часто делала ей уколы. Эти уколы помогли Ксении пережить те дни. Но полупарализованные чувства и горе воспринимали ополовиненным, и приглушали боль. Самым острым ее чувством тогда было желание, чтобы ушли все эти люди, и она смогла бы, наконец, укрыться от их глаз, слов... Помнилось постоянное присутствие Арвида, его обеспокоенный пристальный взгляд. Ксении отчего-то было мучительно его присутствие. Она пыталась сосредоточиться, чтобы понять - отчего? Но мысли об этом, как и обо всем прочем, были неясными, не конкретными, ускользали и невозможно было ухватить их...