Ксения любила одиночество и тишину, когда так хорошо думается... Поэтому, знакомясь с людьми, она не очень старалась сблизиться, была со всеми ровно доброжелательной и чуть-чуть отстраненной, маленькая дистанция сохраняла неприкосновенность ее собственного мира, в который она не часто пускала посторонних.
На следующий день, с самого утра Ксеня почувствовала, что погода как-то неуловимо меняется. Притухли краски, стали более мягкими, размытыми, как будто опустилась легкая дымка. Само настроение природы стало иным, более минорным, с неуловимым налетом грусти... И это тоже было так хорошо! Покой был разлит в воздухе, но одновременно в нем чувствовалось некая неуловимая динамика. Некое волшебство скрывалось в густеющих тенях. Словно невесомые покрывала, сотканные их лебяжьего пуха, опустились облака на слепящие вершины гор. Как лицо под вуалью, укрылись дали за тончайшей голубой кисеёй. Акварельно растаяла четкость очертаний, смягченная тонкой кистью гениального художника...
В то день две супружеские пары зазвали Ксеню подняться с ними на канатке на лыжный каток, уверяя, что ей тоже будет там интересно и весело. Она не пожалела, что поехала, - вдоволь накаталась с горы на какой-то резиновой надутой штуке. Удержаться на ней было совсем не просто, но зато и падать не больно и весело. На лыжах скатиться она не отважилась - гора пугала ее крутизной и жестко укатанным склоном. Но, насмотрелась на легкий, изящный полет лыжников, и потянуло все-таки испытать свои способности.
* * *
Деревья вплотную подступали к тропинке, по которой поднималась Ксеня. Не было слышно голосов и вообще, никаких звуков, кроме скрипа снега и ее дыхания. И если бы ни тропинка - признак обитаемости, пожалуй, даже стало бы жутковато от этой тишины, безлюдности и предвечернего сумрака. Но рядом, сразу за елками начинался покрытый снегом склон, вдоль и поперек разлинованный лыжами, и оттуда, как на ладони, виден был "Приют". Чтобы спуститься к нему напрямую, понадобилось бы пару минут. Поднявшись еще выше по тропинке, Ксеня свернула на склон.
Она и не помнила, когда последний раз застегивала крепления на лыжных ботинках. Увы, свою неспортивность Ксюша сознавала, как недостаток, но дальше этого дело не шло. Ксеня надела лыжи и остановилась, вновь зачарованная великолепным видом, раскинувшимся перед ней - она не уставала им любоваться. Потом, чуть толкнувшись палками, скользнула по плотному снегу. Не вниз, а почти поперек склона, чтобы не набирать скорость. Она почти уже обнаружила в себе талант лыжницы, когда неторопливое скольжение было неожиданно прервано - сбоку, из-задеревьев в стремительном вираже вынесся лыжник в красно-синем комбинезоне. Он мгновенно затормозил, выпустив из-под лыж густой веер снежной пыли. Но Ксения от неожиданности отпрянула в сторону, при этом сделала поворот (чего вообще никогда не умела) - и, со все возрастающей скоростью, ее неудержимо повлекло вниз. Тут все лыжные таланты не кстати и без предупреждения покинули ее, и Ксеня кубарем покатилась в облаке снега.
Ее кувыркание прервало какое-то препятствие. Протерев заляпанное снегом лицо, Ксения обнаружила, что препятствием послужил все тот же злополучный лыжник - директор "Приюта". Ксения еще не сообразила - ругать его или благодарить, а он молча наклонился, отстегнул крепления ее скрещенных, вывернутых лыж, подал руку.
Ошарашенная падением, стремительностью, с которой все произошло, а теперь и безмолвной манерой этого странного человека, Ксеня безропотно подала руку, чтобы подняться, но едва оперлась на ноги, вскрикнула и откинулась назад, схватившись за ногу. Он опустился на колени, стянул перчатки, отстранил ее руки. Потом осторожно ощупал лодыжку.
- Растяжение, - глухо проговорил он, и Ксения медленно подняла голову, изумленно посмотрела ему в лицо, силясь за стеклами больших очков рассмотреть глаза, его глаза. - Извини... Я думал, ты уже внизу...
Голос!.. Голос, который внезапно окликал ее в пустой квартире, во сне... который она страстно ждала и отчаянно боялась услышать, отпирая дверь в неурочный час... И теперь?.. Здесь?..
- Арвид! - толи шепотом, толи стоном вырвалось у нее.
Он медленно, словно нехотя потянул очки вверх, расстегнул высокий воротник комбинезона.
- Ты... - снова мучительно выговорила она, медленно повела головой, как будто желала стряхнуть наваждение.
Но все ее существо, как в ту, первую встречу, уже было в плену его удивительных, странных, опасных глаз. Чуть опустив голову, он смотрел с каким-то требовательным ожиданием. Ксения судорожно переглотнула, и он спохватился, отвел глаза от ее побледневшего лица.
- Здравствуй, Ксюша...
Он взял ее холодную, безвольную ладошку, прижал к своей щеке. Это прикосновение помогло ей прийти в себя, она слабо улыбнулась.
- Ты не беспокойся, у тебя только небольшое растяжение, через несколько дней все пройдет. Вот только на лыжах больше не покатаешься, - говорил он, и слова эти казались необязательными, бессмысленными, потому что в сумятице ее мыслей не было уже места тем заботам, о которых он говорил...
- На санках я все же увереннее себя чувствую... Мне, чем к земле ближе, тем лучше. - И эти, столь же необязательные слова, выговорились сами собой, скрывая Ксенино потрясение. Она посмотрела вниз, на домик "Приюта", который сейчас показался очень далеким, виновато и растеряно улыбнулась: - Только... Как бы мне теперь вон туда спуститься, в "Приют"?..
Арвид расшнуровал тяжелый ботинок на поврежденной ноге и осторожно стянул его. Потом поднял Ксенины лыжи, воткнул их в снег.
- Держись за шею, - сказал он, наклоняясь к ней, и Ксеня оказалась у него на руках.
Она вскрикнула от неожиданности, излишне поспешно проговорила:
- Ты что, хочешь со мной ехать вниз!? Пожалуйста, не надо!
И осеклась, потому что неожиданно и невозможно близко снова увидела серьезные, ясные глаза. Через секунду они улыбнулись.
- Закрой глаза, трусишка. Держись крепче.
Ксеня зажмурилась изо всех сил, уткнулась лицом в его плечо, когда мимо стремительно понеслись сосны и елки, то справа, то слева веером взвивался снег. Ей казалось, что они не скользят по склону, а находятся в свободном падении, и кончится все каким-то жутким ударом... Было страшно... и одновременно, не давая себе отчета в том, Ксеня остро желала, чтобы это длилось и длилось...
- Полина! - услышала она голос Арвида и обнаружила, что они стоят перед крыльцом "Приюта", внутри прозрачного облака сухого снега, и оно медленно оседает, искрясь на солнце. Полина Тимофеевна сначала оторопела, потом всплеснула руками, заохала, но одновременно сноровисто отстегнула крепления на лыжах Арвида, поспешила вперед, распахнула для них двери.
Когда она торопилась за ними по лестнице, в руках у нее уже были бинты и какие-то флаконы. Она проводила их до Ксениной комнаты, и заторопилась вниз, приготовить лед.
Арвид опустил ее в кресло.
- Болит? Сильно?
- Постой... Директор - ты?
- Да.
- Но почему Евгений...
- Так надо. Не бойся, я... не преступник, не скрываюсь ни от кого.
Ксеня не заметила мимолетной гримасы недовольства на лице Арвида, когда он подумал: "А, собственно, почему "не"?
Голова у нее шла кругом, и в этой карусели все перепуталось, перемешалось, будто она внезапно утратила способность связно мыслить. Арвид внимательно посмотрел на нее, чуть улыбнулся:
- Давай сначала ногой твоей займемся. Так больно?