Ксеня вскинулась, но быстренько сообразила, что все же не стоит знакомиться с характером Арвида именно сейчас.
Среди разбушевавшейся стихии они ощущали себя будто на крохотном островке покоя и любви. Это объединило еще вчера совершенно чужих людей, растопило обычную защитительную оболочку, раскрыло лучшее, что было в каждом - сделало их милыми, добрыми, внимательными друг к другу. Мужчины чувствовали себя сильными и снисходительно посмеивались над испуганными ахами женщин, когда ураган швырял на домик особенно остервенелый шквал. Женщинам стала приятна собственная слабость, и они с удовольствием принимали внимание сильной половины.
За Ксеней ухаживали с особым усердием. Арвид чуть ушел в тень, предоставил заботиться о ней другим. Но она постоянно ощущала его присутствие, его взгляд из полумрака и из-за этого чувствовала себя скованно. Но легкое вино, извлеченное Полиной из ее запасников, расслабило всех, настроило на минорный лад. И кто-то признался, что пишет стихи, кто-то читал чужие, и вспомнили о гитаре... С изумлением слушали несильный, но удивительного рисунка голос Тамары и ее странные песни, рожденные очарованным сознанием поэта - о лебединых криках и залпах цветов, о сверкание сабель над раскаленными руинами, о дорогах, по которым бродят поэты и безбожники, мушкетеры и сорванцы... Таял над свечами звук... Таяли льдинки в бокалах... Пламя свечей искрилось в хрустале... Трещали смоляные поленья в камине, а снаружи свистел ветер, бился о стены, ударял обломанными ветками...
Глава вторая
Ксеня умывалась в ванной, - в двери коротко постучали. Когда она прихромала в комнату, Арвид, не затрудняясь ожиданием, уже вошел.
- Ты... как?.. - неприятно удивилась Ксения, придерживаясь за дверной косяк.
- Воспользовался своей служебной привилегией - у меня универсальный ключ.
- Но я не позволяла тебе входить!
- Я подумал - немилосердно заставлять тебя хромать до дверей. Я принес твои вещи, - показал он на куртку и трость.
- Спасибо. Спокойной ночи.
- Но я еще не собирался прощаться.
- Арвид!..
- Прости, - он виновато усмехнулся. - Я не то говорю. Пугаю тебя. Не бойся меня, Ксюша. Поговори со мной. Скоро ты опять... будешь только в моей памяти. У меня совсем мало времени. Я даже не хочу знать - сколько... Боюсь узнать, что это всего несколько часов... Позволь мне немножко побыть счастливым. Дай мне видеть тебя, слышать твой голос. Дай мне... напитаться этим...
Ксеня прерывисто вздохнула, прикусила губку.
- Ты не бойся меня, верь. - Он подошел, посмотрел на полусогнутую ногу, на которую Ксения не опиралась. - Болит?
- Да, немного, - машинально проговорила она.
Арвид хмыкнул:
- Закономерное следствие необдуманных поступков, - уже знакомым скрипучим голосом проговорил он.
Ксюша через силу улыбнулась.
- Не будьте занудой, господин директор.
Она держалась из последних сил. Сердце противоречило разуму, каждому слову Арвида оно вторило, будто эхо... Руки и ноги налились болезненной слабостью... И Ксеня с благодарностью приняла "занудную" фразу, потому что та послужила диссонансом и переломила ее состояние, помогла снова обрести себя.
Помедлив, он сказал:
- Ксюша, я сейчас наглеть начну... - Ресницы ее испуганно взметнулись. - Я предложу тебе эту ночь провести у меня. - И предупредил готовые сорваться с ее губ слова: - Только потому, что у меня теплее. Чувствуешь, уже выдувает. А у меня камин.
- Ты дашь мне еще одно одеяло...
- Даже два. Они в моей комнате.
Через несколько минут он устраивал Ксюшу на своей кровати: подложил подушку под ее больную ногу и несколько - под спину. Закутавшись до подбородка в большой плед, притихнув, она смотрела, как Арвид разжигает камин, и снова старалась утихомирить свое сердце. В прикосновениях Арвида не было и намека на чувственность - он не старался лишний раз дотронуться до нее, ладонь не дарила даже мимолетной ласки, не задерживалась ни на миг дольше нужного, но... ощущение его тепла, сдержанной заботы, бережной силы во всем этом была любовь его. Дыхание трогало волосы, и все ее существо отзывалось на эту невольную ласку, ловило малейшее прикосновение, как редкий и оттого бесценный подарок... И Ксения с испугом подумала - знает ли она себя настолько хорошо, чтобы с уверенностью сказать: "Никогда и ни при каких обстоятельствах я не утрачу контроль над собой..."
- Хочешь кофе?
- Может быть потом.
Арвид подкатил кресло ближе к кровати. Она спросила:
- Они поверили, что мы не были знакомы прежде?
- Разумеется. То, что к тебе внимателен, - как иначе? Я тебе покалечил и искупаю свою вину. Ну, и страхуюсь, естественно, тут и наказаниями, и выговорами чревато. Так что, никакой лирики - сплошь одна прагматика.
- Отвратительно. Ты раскрыл мне глаза на себя.
- Ну, - Арвид развел руками, - надо быть реалистом, время такое.
Ксеня помолчала и уже другим тоном сказала:
- А Инга... увидела... поняла.
Он усмехнулся.
- Она смотрела иначе. Слишком пристрастно.
Помолчав, спросил:
- Тебе неприятно, что она есть?
Ксения испуганно вскинула глаза:
- Ну, зачем ты так... Это твоя жизнь... Мое существование никак не может изменить ее...
Арвид усмехнулся, вздохнул.
- Она хорошая. Но для меня и, правда, мало значит.
- Зачем же даешь ей надежду?
- Из чего это видно? - иронически улыбнулся он.
- Да, действительно... Но ты позволяешь ей приезжать... позволяешь ваши отношения...
- Она этого хочет, ее это устраивает, почему меня не должно устраивать? Я живой человек. Но, может быть, лучше не будем об этом говорить?
- Арвид, ты чувствуешь, когда бываешь жестоким?
- Ты все же про Ингу?
- Про Полину Тимофеевну.
- Ну, тут все в порядке, - широко улыбнулся Арвид. - Полина умница. Ты думаешь, она не поняла, что это игра? Она прекрасно мне подыграла. Полина испытывает ко мне, неприкаянному, самые теплые, материнские чувства, а непутевое дитя жальчее и прощается ему многое.
Ксюша улыбнулась.
- А Тамара у вас какая молодец оказалась. Вот не ожидала! Это было чудо, как хорошо! Какая умница.
- Да, оживает понемногу.
- Ты о чем?
- Семейная жизнь у нее не заладилась.
Ксеня с сомнением покачала головой:
- Да она ведь ангел...
Арвид пожал плечом, коротко сказал:
- Досталась мерзавцу.
Ксения помолчала, взгляд ее стал задумчивым.
- Скажи, как ты знал, что я еду? Тебе что, данные на приезжающих заранее сообщают?
Арвид вздохнул, медленно откинулся на спинку кресла, совсем спрятались в тени его ясные, как прозрачные льдинки, глаза. Он усмехнулся:
- Ты ведь - особый случай.
Помолчав, сказал:
- Тебя я ждал. Олегу не случайно предложили эту "горящую" путевку, расхвалили Приют и посоветовали жену отправить отдохнуть.
- О! - удивленно проговорила Ксения. - Вот так даже? - Через паузу спросила: - А Инге здесь какую роль отвел? Почему она?
Арвид поморщился:
- Это досадная случайность. Сам я не мог, не хотел сразу перед тобой появиться... я говорил. Тамара снегоход не водит, Полине тебя я доверить не мог, Сан Саныч в отъезде был... Инке же часто приходится подобное делать если я занят, или в горах с группой. Ей это нравится.
Какое-то время слышался только свист ветра, да потрескивание дров. Потом Арвид заговорил:
- Я знаю, мой внезапный отъезд озадачил тогда Олега. Наверно, я его обидел... Но для тебя-то не секрет - это было бегство. От тебя. От себя. Я испугался. То, что со мной происходило, было похоже на безумие. Я пытался убедить себя, что это дурь - так не бывает. Даже если существует любовь с первого взгляда, это... как-то иначе... Ну, может женщина понравиться, тянуть к ней может... Но ведь не так - один взгляд, и будто разрядом вольт в 300 шарахнуло. Когда ты мне двери открыла...
...Когда Ксения открыла двери, для Арвида исчезло все, кроме этой женщины. Исчезли слова, время, весь мир - только они двое, еще мгновение назад чужие друг другу, всего мгновение назад не подозревавшие о существовании другого... А сейчас - вдруг стали единым, неразделимым. Они стояли и смотрели (а может, - смотрелись один в другого). И вопрос в глазах Ксения сменялся изумлением. Он смотрел на нее, чуть сдвинув прямые брови, отчего глаза казались глубоко посаженными и диковато смотрели из-под бровей, как из укрытия. И была в них такая власть, что если бы он молча протянул сейчас руку, она, очарованная, плененная этой властью, так же молча пошла бы за ним. Арвид, потрясенный, не мог бы объяснить, чем именно поразила его эта женщина-тростинка, в чем тонет он, счастливый умереть в захлестнувшей его волне непостижимого света и доброты... Что-то происходило с ним - он утрачивал себя, растворяясь в ее сиянии, но, одновременно, возрождался иным, - это был он же, но освещенный ее светом. Пронизанные ее сиянием, очищались темные бездны его души... И мгновения прекрасного умирания длились бесконечно, и казалось, что время и впрямь, остановилось. Но срок мгновений не долог, и пришел другой миг - в глазах ее мелькнула растерянность, и тень прошла по бесконечно милому лицу - она начала медленно-медленно оборачиваться назад... Все его существо метнулся к ней - остановить, потому что так уже было в его жизни и это было знаком беды... Но он стоял в оцепенении и услышал ее голос - уже такой родной, милый: