— Та всегда пожалуйста, хучь из Жмеринки! — отмахиваясь от него как от назойливой мухи, говорит Лерман. — Ви, пан Поносенко, главное, так сильно не турбувайтесь… расслабьтесь, водички холодненькой вот еще выпейте.
Диверсант замолкает, дыша как запаленная лошадь.
— А шо такое? Шо ви морщитесь? — ласково спрашивает Лерман. — Неужели до сих пор ручка болит, морда ваша петлюровская? Ничем, к сожалению, сейчас вам помочь не могу! Потому как, согласно Указа, уголовные дела о шпионах, диверсантах и террористах рассматриваются в течение 24 часов. Четыре часа уже ж таки прошли!
— А может, к дохтуру, пан официр? — баюкая поврежденную конечность, с затаенной надеждой спрашивает диверсант.
— Куда ж вас, дорогой ви мой, еще и к доктору? — тем же тихим ласковым голосом, словно разговаривая с тяжелобольным, говорит Лерман. — Ведь еще и Особое Совещание собрать нужно, и протокол оформить… Не успеваем мы с вами до конца рабочего дня — ведь он сегодня сокращенный! А, извините за нескромность, когда же ж вашу могилу копать? Тоже ж ведь время нужно…
Диверсант вздрагивает всем телом, и, моментально забыв про сломанную руку, заискивающе заглядывая оперуполномоченному в глаза, говорит:
— Пан официр, ни нада могилу! Я все… все скажу!
— Ну и шо ви таки мОжите минЕ сказать, кроме лирических воспоминаний детства? — удивляется Лерман. — Дело-то насквозь ясное, взяли вас, пан Поносенко, в красноармейской форме, с оружием в руках, и весь ви минЕ такой неинтересный… Вот объясните мне, тупому жиду пархатому, отчего же ж именно мы именно вам путевку в Могилевскую губернию выписывать не должны?
Здоровенный диверсант сползает с табуретки и, рыдая, ползет к столу. Лерман смотрит на этот спектакль, иронически приподняв одну бровь.
— Все-все-все, ничего не хОчу слушать! — насмешливо говорит оперуполномоченный. Диверсант, не вставая с пола, начинает выть. — Ой, ну какой же ви настырный, ну прямо второгодник Вовочка! Ну ладно, ладно, встаньте уже с колен. Ну хорошо, хорошо… пяток минут у нас с вами еще есть… сейчас я вернусь, погодите…
Лерман выходит в коридор, заглядывает в соседнюю комнату — там за пишущей машинкой барышня с наушниками на пергидролевых кудряшках.
— Машенька, вы готовы записывать? — местечковый акцент Лермана мгновенно испаряется. — Клиент, слава труду, конкретно потек!
— Готова, Исаак Абрамович! — кивает барышня. — Как вы его… раз! И раскололи! Даже бить не пришлось!
— Ой, ну что вы, Машенька, вы ведь меня знаете — я же не злодей! — улыбается Лерман. — Я, вообще, человек штатский, минский учитель истории… в прошлом учебном гОде… был.
У открытого сейфа — куча бумажного пепла… на клочке обугленного картона — надпечатка черным шрифтом «Сов. секр…»…
В углу за сейфом — сидя на полу, привалившись развороченным пулей затылком к заляпанной кровью стенке, Лерман прижимает к себе левой рукой секретную пишбарышню с черным зевом входного отверстия у кудрявого белокурого виска, в правой руке — крепко зажат наган…
На мертвых губах оперуполномоченного — улыбка. Он все успел сделать вовремя, точно по инструкции…
21 июня 1941 года. 15 часов 01 минута.
Брест. Штаб 11-го погранотряда
— Продолжайте, товарищ Лерман! — подбадривает оперуполномоченного Начальник войск Белорусского пограничного округа генерал-лейтенант Богданов. — Что еще показал этот Поносенко?
Сидящий за маленьким приставным столиком Лерман сейчас совершенно не похож на того типичного «ботаника», чей образ он демонстрировал на допросе. Исаак строг, подтянут, одет в щегольскую коверкотовую гимнастерку, даже вместо очков — пенсне без оправы, как у Лаврентия Павловича.
— Слушаюсь, тащщ генерал, — кивает Лерман и, мельком глянув в протокол допроса, продолжает докладывать наизусть, по памяти. — По показаниям задержанного агента службы «Абвер», главной задачей ближайших суток, предшествующих нападению Германии на Советский Союз, для указанной разведгруппы являлись мероприятия по блокированию средств проводной связи, в том числе Бодо и ВЧ.
Богданов достает папиросы, но, не прикуривая, начинает постукивать мундштуком по коробке.
— Другими задачами являлись: уничтожение ком и политсостава Красной Армии, проживающего в городе Брест, недопущение по большому сбору или тревоге указанных лиц в расположение своих частей, — докладывает Лерман. — В первую голову это касается летчиков, танкистов, старших командиров РККА. После начала боевых действий ставилась задача уничтожения и подмены дорожных указателей, организация дорожных заторов, направление транспортных колонн РККА в неверном направлении. Соединение с войсками немецкого вермахта планировалось в 18 часов 23 июня сего года в районе реки Ясельда.