Моргана отстранилась и слизнула языком капельку крови с прокушенной губы. Улыбнулась с той гордостью, что отдавалась в самые рёбра.
Она видела тени тяжёлых рогов вместо короны, чувствовала его восторг от каждого прикосновения и, как в тот первый раз, горячее, почти мальчишеское желание.
Величественный, овеянный ветрами ночных дорог, с взлохмаченными волосами, он походил одновременного на юношу и опытного воина, что сражался и умирал. Моргана предвкушала каждое прикосновение его пальцев, что когда-то ласкали рукоять Экскалибура.
Скинув перчатки к шлему, Артур взял её за руку и прошептал, как заклинание:
— Пойдём со мной.
Они соблюдали ритуалы.
Моргана ловко и быстро расплела тяжёлые косы, позволяя рассыпаться волосам по плечам и спине, распустила все завязки и ремешки, скинула джинсы, оставшись в одной тунике, и прикосновения ткани к коже казались лишними.
Пламя в камине вспыхнуло и поменяло цвет на зелёный от брошенных в него трав и горячей крови из порезанной ладони.
Они сидели на коленях друг перед другом, Артур обнажённый по пояс для даров богини. Моргана чертила своей кровью вязь ритуальных знаков на его теле. Мазнула широкой полоской лоб, спустилась ниже по плечам и груди. Её пальцы порхали по разгоряченной коже, заставляя вздрагивать и желать большего. Артур хрипло выдохнул, когда её рука скользнула ниже по животу, к грубой ткани джинсов и возбужденному члену.
Губы шептали наговор, пламя в камине неистово плясало.
— Люби меня.
Он резко стянул с неё тунику, и Моргана с наслаждением ощутила его крепкое тело, накрывающее её, впитывала тепло, лаская крепкие руки. Каждый шрам на его теле до боли знаком: широкий на животе от битвы при Камелоте, под лопаткой паутинка Крестовых походов, на плечах метки от пуль первой мировой.
Артур пах кровью и дикостью.
За столько столетий Артур изучил каждый изгиб её тела — и теперь будто познавал её всю снова.
Спину щекотал мех оленьих шкур, когда он потянул её вниз, мягко, но твёрдо накрыл своим теплом и приятной тяжестью. Моргана вздрагивала под его нежными прикосновениями. Его руки в мозолях, немного шершавые, до приятной истомы кружили вокруг сосков, скользнули ниже по рёбрам и животу, кончики пальцев почти лениво очертили восьмёрки по бёдрам и вернулись выше под мольбами.
Он слегка раздвинул её ноги, нежно коснулся указательным пальцем клитора, медленно и тягуче ласкал, не отрывая взгляда от её лица, целуя снова и снова. Каждое движение — в ритм барабанов, каждый прикосновение — терпкое заклятье.
Он становился для неё единственным храмом, алтарём и богом, которому она отдавалась нагой душой.
Моргана размазывала нанесенную вязь знаков, выдыхала его имя, когда он снимал последние границы ткани и одежды между ними.
Скинув джинсы, он тут же вернулся к ней, возбужденный, дикий, с кривой улыбкой на лице. Провёл ногтями по рёбрам, заставляя вздрагивать и извиваться снова и снова. Зарывался носом в шею, шепча её имя, спускаясь всё ниже губами. Обхватил губами сосок, извивался языком вокруг него, дразнил и прикусывал так, что кожа покрылась мурашками. И пока его ладони накрывали ласками грудь, он спустился поцелуями ниже.
Моргана зашипела, когда его кончик языка коснулся клитора, вычертил круг за кругом, а потом скользнул внутрь.
Она вцепилась в его волосы, судорожно зарывалась в них пальцами снова и снова в такт то быстрых, то медленных движений. Ныли рёбра от желания коснуться его тела, слиться с ним в одно целое, принять в себя всего целиком.
Он резко остановился и вернулся к её губам.
От прикосновения возбужденного члена ко входу Моргана выгнулась до ломоты в позвоночнике, но Артур держал крепко в своих руках, направляя каждое движение. Он знал её тысячу раз до этой ночи — и открывал каждый раз, как некую тайну, хрупкую и тающую от его прикосновений.
Медленно, так медленно он вошёл, не сводя с неё взгляда, полного желания и обожания.
— Моргана, — её имя, звучавшее на том старом языке, отголоском первой ночи царапнуло по коже, прошлось вдоль позвонков огнём.
У неё самой слов не было — Артур дошёл до упора и замер, неторопливо двигаясь бёдрами по кругу.
Снова. И снова.
А потом под недовольный стон выскользнул, чтобы в следующий миг войти чуть быстрее и резче, вынуждая цепляться за его спину, до красных следов от ногтей, до искр перед глазами.
Моргана умоляла о большем…
…и он сорвался, как дикий лесной зверь. Яростный, быстрый и всё ещё нежный.
Между ними били барабаны, текла древняя энергия, размазывалась всполохами по коже кровь, проникала под кожу заклятьями и благословениями.
Вокруг вздымался лес с мчащимися оленями, с лунным светом, тёмно-синий, с запахом хвои и древесной коры.
И терпкое, почти запретное удовольствие отдавало под кожу, в темноту перед глазами, в сбившееся дыхание.
Она — богиня, Мать, дающая жизнь и благословение. Он наполнял её до края, до самой бездны начала мироздания, до следов их жизней среди звёзд.
Он — Увенчанный рогами, ещё юноша и уже муж с отражением столетий в глазах.
Моргана прижалась к нему от нахлынувшей тьмы и бездны, судорожно хватая воздух, запах его пота и крови, слизывая с губ сладость общего греха.
Артур выдохнул сквозь губы, следуя за ней. Изможденный и уставший, рухнул всем телом, кутаясь в её тепло и мягкие объятия, как когда-то давным-давно.
Позже, очнувшись от дурмана истомы, они переплелись у едва мерцающего камина. Моргана склонила голову ему на плечо и напевала что-то без слов, чуть покачиваясь, не замечая, как засыпает.
В такие ночи время меняет свой ход. В окна крался мягкий рассвет. Моргана зашевелилась в полусонных объятиях Артура, мягко поднялась, желая смыть с себя присохшую кровь.
Он вскочил следом, обнял крепко со спины, зарываясь во влажные от пота волосы. Потёрся носом по шее, прошептав:
— Останься.
— Конечно. Я рядом, Артур.
Я всегда буду рядом.
Уже потом, после душа он взял её снова, нежно, медленно, как мужчина женщину, а не бог свою богиню.
Засыпая, Моргана калачиком свернулась в крепких объятиях брата, ощущая себя маленькой и вовсе не великой жрицей, а любимой и умиротворенной.
И тихая колыбельная вплеталась в дрёму крадущегося утра.
Барабаны окончательно смолкли.
Моргана улыбалась во сне.