Хан Кюлькан настолько был привязан к Тулусун-хатун, что позволял ей присутствовать при беседах с лазутчиками и наблюдать за тем, как на его секретную карту раз за разом наносятся все новые города и деревни юго-восточной окраины Руси, обозначаются притоки Оки, лесные чащи и болота.
Тулусун-хатун видела, что Моисей старательно осваивает монгольский язык, поэтому в общении с ним она старалась четче выговаривать наиболее трудные слова и повторяла по нескольку раз различные фразеологические обороты. Владела Тулусун-хатун и языком половцев, вернее, одним из его диалектов, на котором разговаривали подвластные монголам карлуки. Воинов из этого племени было довольно много в туменах хана Кюлькана и хана Бури.
Иногда, когда рядом никого не было, Тулусун-хатун начинала заигрывать с Моисеем. Она либо толкала его локтем, либо легонько щипала за шею. Эта юная монголка была непоседлива и проказлива, как мальчишка-сорванец. Ей было всего-то шестнадцать лет. Она обожала сладости и виноградное вино, была любопытна и смешлива.
Хан Кюлькан, который был всего на три года старше Тулусун-хатун, по своей натуре ничем не отличался от нее. Он был так же легок на подъем, любил пошутить и посмеяться. Эти двое часто понимали друг друга без слов, порой начиная давиться от смеха, едва обменявшись взглядами, или употребляя никому не понятные жесты.
Тулусун-хатун обучила Моисея правилам китайской игры боа, суть которой заключалась в том, что два игрока, разложив перед собой сорок маленьких палочек в четыре ряда, должны были поочередно убирать из любого ряда одну или две палочки, но можно было убрать и сразу целый ряд палочек. Побеждал тот, кто заканчивал игру последним, то есть убирал либо последнюю палочку, либо последний ряд.
Тулусун-хатун так наловчилась играть в эту старинную китайскую игру, что Моисей, как ни старался, никак не мог ее обыграть.
Вот и в этот зимний вечер Моисей проиграл в боа Тулусун-хатун семь раз подряд. После каждого проигрыша Моисей становился на четвереньки, а Тулусун-хатун садилась ему на спину и со смехом ездила верхом на Моисее по юрте от одной войлочной стенки до другой.
Хан Кюлькан сидел, скрестив ноги, возле очага и, попивая айран из круглой пиалы, с улыбкой наблюдал за развлечениями своей юной жены.
Но вот в ханской юрте появился Бадал, начальник кебтеулов, ночных дозорных, в тумене хана Кюлькана.
Поклонившись молодому хану, Бадал произнес с тревогой в голосе:
– Уже три часа прошло, как ушли на разведку в лесное село урусов пятеро моих кебтеулов. Путь туда недалек, а они все еще не вернулись. Заплутать они не могли, так как в село ведет одна-единственная просека. Похоже, с моими воинами стряслось что-то неладное. – Сутулый кривоногий Бадал вновь отвесил поклон. – Повелитель, позволь выслать по следам ушедшей в дозор пятерки десяток других кебтеулов.
Кюлькан лениво зевнул и поставил пиалу на низенький круглый стол.
– Может, снегопад задержал тех пятерых дозорных? – проговорил он.
– Снегопад уже кончился, повелитель, – сказал Бадал, косясь на Тулусун-хатун, которая слезла со спины Моисея и со смехом глядела, как тот с кряхтеньем распрямляет натруженную спину и растирает руками стертые колени.
– Хорошо, Бадал, – кивнул хан Кюлькан. – Отправь к тому лесному селу другой дозор, да воинов отбери поопытнее.
Бадал отвесил низкий поклон и, пятясь спиной к выходу, исчез за тяжелым дверным пологом.
Повелев слуге расстелить ему постель, хан Кюлькан хотел было лечь спать. Но тут появился гонец от хана Бури, стан которого находился в степи, в трех перестрелах из лука от лагеря хана Кюлькана.
Хан Бури спешно звал Кюлькана к себе на совет.
– Что случилось? – Хан Кюлькан недовольно взглянул на гонца. – До утра нельзя подождать?
– Нельзя, господин, – ответил гонец, почтительно прижав ладонь к груди. – В степи, к югу от стана Бату-хана, появилась конница урусов. Урусы подкрались, как волки, и напали на становище хана Байдара, убили многих его людей, разогнали табуны его. Хан Байдар просит о помощи.