Молитва, произнесенная Севарисом с большим чувством, затронула сердца присутствующих, и они постигли великое благочестие этого государя. Они были приятно поражены, когда сразу после того, как он кончил говорить, под куполом храма зазвучала нежная мелодия, которая слышалась как бы издали и постепенно приближалась. Они услышали прелестный голос женщины или мальчика, который, нежно пропев что-то, сказал всем собравшимся, что он посланный Солнца и возвещает им, что славный бог услышал их молитву, принял их жертву и даже бросил свой взгляд на одного из них, чтобы возвысить его достоинство над другими. Однако он не хочет, чтобы избраннику было присвоено имя короля, потому что ни один смертный недостоин пользоваться суверенной властью над народом, который им избран из всех народов мира себе в подданные и истинные последователи. Будучи уже их богом, он сам желает быть их повелителем, чтобы они управлялись целиком согласно его законам, очень справедливым и очень простым, которые будут им даны через посредство избранного им наместника, ранее возведенного им до ступени верховного жреца. Лицо, избранное им, это великий жрец Севарис, которого он публично объявляет своим наместником. Наконец, он приказал им признать его и в будущем повиноваться ему и его преемникам в соответствии с теми небесными законами, которые он внушит избранному им самим наместнику для выражения его воли и распределения его благодеяний.
После этой торжественной речи раздалась еще более нежная мелодия, чем первая, которая как будто удалялась, пока не замолкла совсем.
Между тем народ в глубоком восхищении думал, что действительно это был голос с неба, возвестивший им волю бога. Они ему подчинились сразу же и с большой охотой, ибо увидели, что славный король избрал себе наместником того, кого они хотели избрать своим государем, и что эту милость он еще увеличил великой честью, желая сам управлять ими и принять на себя особые заботы об их нации. Итак, народ признал Севариса вице-королем Солнца, и самые знатные из его подданных приветствовали его и дали присягу в верности. Я нахожу его поведение в этом случае весьма замечательным и достойным его ума и предусмотрительности, потому что он поступил не так, как другие великие законодатели, которые, чтобы придать вес своим законам, говорили, что они получили их от какого-либо божества, а он заставил говорить голос неба (во что они поверили) и изъявить волю их бога. Кроме того, он думал, что если он откажется от верховной власти и присвоит ее целиком Солнцу, то государственный строй, который он имел намерение установить среди этих народов, окажется более твердым и будет пользоваться большим уважением, а сам он, будучи наместником и выразителем воли этого славного повелителя, будет более почитаем и ему будут оказывать больше повиновения, чем если бы он получил власть от простых смертных. Он очень любил музыку и неплохо понимал ее: это убеждает меня в том, что при постройке храма он заставил устроить в куполе какое-то потайное углубление, чтобы оттуда могла раздаваться музыка, о которой мы только что говорили, и что у него было какое-то изобретение, благодаря которому казалось, что звуки сначала приближаются, а затем удаляются. Тем не менее простой народ севарамбов до сих пор верит, что голос, возвестивший волю Солнца их предкам, исходил от него и что Севарис был избран велением великого светила. Но почти все умные люди, с которыми я запросто беседовал в Севарамбе, признавались, что они думали, что это была ловкая выдумка их законодателя, чтобы придать больше веса и полноты своей власти. Это можно увидеть еще и в поведении парси тех времен, которые уверили австралийцев, что Солнце их научило искусствам и удостоивало их своего особого внимания, в то время как они вывезли свои знания с нашего материка. Севарис говорил то же самое в своей молитве к этому светилу, когда он благодарил его за дары и милости, как будто бы даваемые только ему и его подданным.