– Джаспер, ты не хочешь к нам присоединиться? – спросил Левон.
– Я здесь. – Джаспер отвернулся от окна.
– Ну и что они сказали? – спросил Дин. – Мы заключаем договор?
– Сначала я отвечу на твой второй вопрос, – сказал Левон. – Нет, договор мы не заключаем. Все четыре лейбла нам отказали.
Все молчат.
– Вот радость-то! – сказал Дин. – Поздравляю!
– Мог бы и по телефону сообщить, – сказал Грифф.
– А все-таки что они сказали? – спросила Эльф.
– Тони Рейнольдсу из ЭМИ демки понравились, но у них уже есть андерграундная группа. Pink Floyd.
– Но мы с Эльф звучим совсем не так, как Pink Floyd! – возмутился Дин. – Он все три демки прослушал? Или только «Темную комнату»?
– Да, я сидел с ним рядом. Но он все равно отказал.
– А Вик Уолш из «Филипс-рекордз»? – спросила Эльф.
– Вику в общем понравилось, но он все время спрашивал: «А кто здесь Джаггер? А кто здесь Рэй Дэвис? Кто лицо группы?»
– А кто лицо долбаных The Beatles?
– Вот и я о том же, – сказал Левон. – А Вик мне и говорит: «The Beatles – это исключение, которое подтверждает правило», а я ему: «Нет, The Beatles подтверждают правило, что каждая великая группа – это исключение», а он мне: «„Утопия-авеню“ – не The Beatles», а я ему: «В том-то все и дело».
– А долбаные «Пай-рекордз» на что сослались? – спросил Грифф.
– Мистер Эллиот заявил, цитирую: «Из-за Эльф парни не будут фанатеть с группы. Из-за Эльф девчонки не будут убиваться по Дину и Джасперу и ссать кипятком».
– Это абсурдное и оскорбительное заявление… и вдобавок отдает инцестом, – возмутилась Эльф. – Дурацкая причина для отказа.
– Мистер Эллиот намекнул, что если мы расстанемся с Эльф и сделаем группу клоном Small Faces, то он, возможно, изменит свое мнение.
Эльф шумно выдохнула, будто ее кто-то ударил.
– Разумеется, я его послал куда подальше, – сказал Левон.
– Нет уж, пусть берут нас в комплекте, – заявил Грифф.
Дин закурил сигарету:
– А что сказали в «Декке»?
– Дерек Берк видел вас в «Марки»… – Левон откинулся на спинку скрипучего кресла. – Ему нравится ваша энергия, но он не уверен, стоит ли «Декке» вкладывать деньги в ваш эклектический стиль.
– Короче, нас загнали в угол, – сказал Грифф. – «Большая четверка» дала нам под зад. И что теперь?
– Не отрицаю, это весьма огорчительно, – сказал Левон, – но…
– Так, дело – полный швах, – простонал Дин. – У меня теперь ситуация даже хуже, чем в январе. Я на мели, полгода воздухом питаюсь, а в результате что?
– Замечательная группа, три прекрасные демки, небольшая, но уверенно растущая армия поклонников, пять или шесть классных песен. И движение в нужном направлении. Перспективы.
– Ага, если мы такие замечательные, то где наш контракт на альбом? Вон, Чез Чендлер выбил контракт для Джими Хендрикса всего за три недели!
– И вон, у этих тоже контракты есть! – Дин кивнул на афиши Дика Спозато и сестер Спенсер.
Левон скрестил руки на груди:
– Хендрикс – гениальный ритм-энд-блюзовый гитарный виртуоз. Дик – крунер, менеджером которого я стал по просьбе Фредди Дюка. Сестры Спенсер исполняют популярные арии для широкой публики и для слушателей передачи «Воскресные песнопения». Их пристроить легче легкого. А вот «Утопия-авеню» – совсем другое дело. Вас невозможно втиснуть в рамки известных категорий, поэтому поначалу вас отвергают. Если это вас расстраивает или если вы считаете, что я для вас плохо стараюсь, – то вот, пожалуйста, дверь не закрыта. Все свободны. Вас никто не держит. Бетани вышлет вам уведомления о расторжении нашего с вами договора.
Грифф и Дин переглянулись, но не двинулись с места.
Джаспер смотрел на часы над головой Левона.
На одном циферблате было выставлено лондонское время, на другом – нью-йоркское, на третьем – лос-анджелесское.
– Я был не прав, – признал Дин.
Грифф вздохнул:
– Ага. И я тоже.
– Ну, считайте, что ваши так называемые извинения приняты, – сказал Левон.
Эльф стряхнула пепел с сигареты:
– И что делать дальше?
За низким столиком сидят четверо: бритоголовый настоятель, чье лицо навеки запечатлено в памяти Джаспера, его послушник, градоправитель со своим верным камергером. Подсвеченные грезами ширмы расписаны хризантемами. Из тыквенной бутыли, красной, как кровь, послушник наливает прозрачную жидкость в четыре неглубокие чашечки, черные, как сажа. Звенят хроматические переливы птичьих трелей.
– Жизнь и смерть неразделимы! – провозглашает градоправитель.
Все четверо поднимают чашечки, чествуя странное заявление.