С другой стороны, в Эдмините Добро и зло постоянно сталкиваются, и ни у кого нет преимуществ. Хотя… позиции зла выглядят чуть предпочтительнее, но и у Добра есть шансы! Есть огромные регионы, где Свет не сдается. Зато в Долине богов… тьма давно властвует надо всем и вся. Так, по крайней мере, кажется, глядя на карту Еремины. Может, Эдминит станет новым центром возрождения мира?
Но… низшее измерение.
«Кто сказал?!..»
Общепринятая истина.
«Кем она принята?»
За время пребывания в Эдмините, Кирилл хорошо изучил его историю. Любая цивилизация тут развивается по замкнутому кругу. Когда-то Рим блистал своим могуществом, потом прозябал в безвестности. До него первенствовала Греция, еще раньше — Египет. А уж Россия, где он жил, вообще представляла собой бесконечный виток взлетов и падений. Все нарождается — и все умирает.
А что если Эдминит когда-то был на высоте, а об Архипориусе и Долине богов никто не знал?..
Стоп! Так можно дойти до самой большой нелепицы: отрицания главенствующей роли избранных измерений.
«Предположим (только предположим!), что избранные сами себе присвоили это почетное звание? Но тогда…»
Он даже похолодел… Мироустройство не такое, как ему постоянно рисовали. Не только Долина богов определяет судьбу Эдминита, но и наоборот. И еще неизвестно: кто на кого влияет больше.
— Великий Кир!..
Он даже не сразу услышал голос, выводящий его из плена крамольных размышлений, не сразу сообразил, что обращаются к нему.
Ольга! Вот уж кому он был безумно рад. В последнее время они стали видеться реже. Да и могут ли быть прежние отношения? Она — дочь властительницы. Между ними — пространство, которое скоро расширится до необъятных размеров.
Кирилл вздохнул и с несвойственной для него покорностью произнес:
— Здравствуй, моя властительница.
— У меня важная новость. Бегу поделиться ею с матерью. Хотя она, наверное, знает.
Кирилл хотел важно сообщить, что и у него есть новость, рассказать о своем открытии и о странном человеке, который пытается связаться с ним. Однако то, что он услышал, ошеломило.
— Офигенина 1 больше нет. Доигрался, голубчик!
— Его убили?! Кто?
— Он жив, но жизнь эта специфическая. Его душа теперь отделилась от тела. Он превратился в мумию. Одно неподвижное тело, которое искусственно сохраняют в нетленном виде.
— И кто теперь правит Долиной богов?
— Те же самые люди. Им так удобно.
— Выходит, радоваться нечему?
— Кто знает? Офигенина I можно было хоть как-то просчитать. А вот новые вожди… Возможно, они прибегнут к еще более изощренным методам борьбы с нами.
Кириллу бы поразмышлять о новых поворотах мировой политики, а он думал об Ольге. «Как она изменилась за несколько дней! Стала мудрее и холоднее; прямо как величественная, неприступная крепость! Но ведь это было между нами!».
Он не в силах был совладать с собой. Бросился к ней, но она упредила:
— Не время.
— А когда оно придет? И придет ли вообще?
Ответ оказался уклончивым:
— Будущее покажет. Сейчас — иные задачи. Какая любовь, когда впереди борьба!
Перед глазами Кирилла словно задвигался орлиный нос таинственного незнакомца: «У нее всегда на первом месте останется Лунд». Или дело в другом: цели Еремины стали для нее важнее любви?
— …Знаешь, что еще беспокоит маму? У нас появился предатель.
— Точно?
— Точно. Судя по всему, он у нас недавно.
Кирилл сразу вспомнил свой разговор с Мефодием. Как подтверждаются предположения!
— Узнаю, кто он… мало не покажется, — губы Ольги задрожали, глаза заметали молнии. Казалось, она готова была разнести все параллельное пространство, заодно и Кирилла — неважно, виновен он или нет.
Женщина умерла, родился воин.
— Великий Кир (она больше не называла его Кириллом), ты мне собирался что-то сообщить?
— Сообщить? Ах, да.
Он рассказал о своих предположениях насчет реальной «избранности» Долины богов. Он надеялся найти в ней союзника. Но получилось наоборот. Ольга отреагировала резко:
— Есть вечные понятия. Их не изменят ни общественные катаклизмы, ни взлеты и падения самого человека. Нельзя пересматривать то, что пересмотру не подлежит. Иначе возникнет самый страшный хаос — мыслей и поступков. Помнишь, в Эдмините жил философ по фамилии Маркс? В отместку за то, что он был безродным евреем, отвергнутым аристократическим сословием своей жены, он написал теорию, которая принесла в мир больше бед, чем все остальные учения вместе взятые. Он решил, что пора изменить божественные законы. Поменяли, а что вместо них? Индийские теоретики гораздо умнее, когда говорят о вечности каст, то есть о вечности определенного мироустройства.