В это самое время убийца в черном докладывал хозяину:
— Наш клиент на грани срыва. Только что едва не напал на человека.
— Кто таков?
Убийца в черном описал его внешность, сказал, что проверит его по своей сети.
— Не надо. Я и так понял: почему он на него едва не напал. Что еще?
— Клиент пытается связаться с «другом» из параллельного пространства. И не может.
— Почему?
— Трудно сказать. Не исключено, тот его кинул.
— Интересный поворот. Знаешь, если он по-прежнему будет не удел, то нашу операцию следует ускорить. Этот Вир становится опасным для Системы. А в параллельное пространство мы попадем и без него.
— Понял. Когда приступить к ликвидации?
— Подождем чуть-чуть.
Если бы Виктору сказали, что его только что обрекли на смерть, он бы не удивился. Хотя оставалась надежда, что Кирилл все-таки объявится.
Мальцев ошибся, это был не Мефодий. Человеком, которому Еремина поднесла яблоко, оказалась… Лунд. Невозможно! Не верь глазам своим! Лунд ничего не отрицала, а лишь опустила голову.
«Почему?!» — мысленно завопил Кирилл.
Очевидно, поступок Еремины привел в замешательство и Ольгу. Она также сорвала с себя маску и смотрела на подругу с ужасом и болью.
Лунд ответила ей взглядом, полным нежности и любви. Затем прошептала:
— Не осуждай… прошу!
— Ты предала меня?
— Только не тебя?!
Ольга повторила мысленный вопрос Кирилла:
— Почему?!
— Так сложились обстоятельства. Я вошла в игру, из которой уже не могла выйти. Меня шантажировали.
Лунд медленно поднесла свою руку ко рту. Слышно как хрустнули зубы о драгоценный камень металлического перстня. И в ту же секунду, бездыханная, рухнула на пол.
Ольга не сразу осознала, что произошло. Потом бросилась к мертвой подруге, залила ее лицо слезами:
— Ты не могла!
Маски наблюдали, как Еремина буквально отдирает от трупа рыдающую дочь.
— Успокойся, так должно было случиться! Для нее это лучший выход.
— Лучший выход?
Ольга безумным взглядом обвела соратников:
— Ее больше нет!.. Понимаете… Она стала жертвой игр великих проходимцев!
Ее слова буквально раздавили Кирилла. Теперь, когда соперница мертва, в его отношениях с Ольгой была поставлена последняя точка.
— Уведите Олиенин, — приказала Еремина. — И уберите труп.
Два человека в масках тут же подошли к Ольге, которая не сопротивлялась: ушла с ними безропотно, оглушенная горем.
Еремина продолжила, как ни в чем не бывало:
— У нас глобальные дела. Битва начинается сегодня. И ты, Великий Кир, отправляешься в Эдминит.
Кирилл склонился перед властительницей. После случившегося он готов был бежать куда угодно. Какие же новые потери встретятся на его пути?
Маски расходились; одна из них приблизилась к Кириллу.
— А ведь ты думал, что предатель я.
— Мефодий?
— Кажется, тебе не слишком приятен разведчик Еремины Мефодий. Но раз судьба свела нас — так тому и быть. Мы еще повоюем.
Он ушел. Что оставалось делать Кириллу? Последовать за остальными…
При других Еремина старалась выглядеть железной женщиной. Оставшись одна, она дала волю слезам. Плакала тихо, чтобы остальные случайно не услышали. Ведь она — несгибаемый вождь, а для вождя слабости слишком большая роскошь.
Потрясение, которое испытала Олиенин, она восприняла как личную трагедию. С одной стороны, была рада случившемуся: может, дочка заведет мужа, нормальную семью. Но… как же она переживает, несчастная!
Одна ее девочка — в летаргическом сне, другая — в безумном горе! Что делать ей, любящей матери?
Огненная отрава — ее спасение, прибежище от проблем. Еремина судорожно поднесла бутылку ко рту. И вдруг, руку точно ударило током. Она швырнула бутылку о стену. И, смотря на осколки, засмеялась.
Затем подошла к огромному шкафу, схватила остальные бутылки и разбила их вдребезги. Все до одной!
— Хватит! Никогда больше! — сказала властительница, несмотря на то, что внутренности горели, мозг требовал идти, искать новые запасы спиртного. Никогда больше!..
Она услышала слабый стон за стеной. Ариенин! Она очнулась! Все-таки усилия по ее пробуждению не прошли даром!
Еремина бросилась к ней, с любовью наблюдая за постепенно приходящей в себя, пока еще слепой дочерью.
— Теперь все будет хорошо. Это я — мама!
— Мама, — девушка словно выходила из забытья. — У меня нет мамы. Одна темнота.