Главное было не в окончательном выборе: объединение или разъединение. Источник силы — возможность объединять или разделять по желанию вождя, если того требуют «интересы дела». В 1923 г. один из ближайших соратников Ленина, член Политбюро Л. Каменев потребовал прекратить разговоры относительно отделения советского аппарата от партийного: «...тот, кто говорит против партии, кто требует разделения функций советского аппарата и партии, хочет нам навязать такое же разделение властей, какое есть в других государствах ... Пускай-де советский государственный аппарат государствует, а партия пускай занимается агитацией, пропагандой, углублением коммунистического сознания и пр. Нет, товарищи, это было бы слишком большой радостью для наших врагов». 55 лет спустя Горбачев почти дословно повторяет Каменева: «Все, кто пытается поставить под сомнение роль и значение партии, получают у нас решительный отпор. Кое-кто хочет преподнести это так, дескать, из прошлого следует сделать вывод: надо партию ограничить. Нет, не в этом дело, товарищи! Не в этом. Если бы вдруг у нас вирус этот завелся — недоверие, сомнение относительно предназначения нашей партии, — это был бы самый большой подарок противникам перестройки». Можно, конечно, обвинить помощников Горбачева, писавших ему доклад, в плагиате. Примечательнее другое: на повторяющиеся 70 лет ситуации имеются повторяющиеся ответы. Они могут меняться в зависимости от «пользы дела», но все они уже записаны в памяти партии. Все они имеют единственной целью укрепление власти партии, т. е. ее лидера.
Подготовка к XIX партконференции шла по сценарию мастеров пропаганды: была представлена как битва между «белым голубем» Горбачевым и «черным ястребом» Лигачевым, как психодрама выборов прогрессивных делегатов, которым часто ставил подножки консервативный аппарат. Казалось, лидер партии и сверхмощный организационный отдел ЦК, ведавший выборами, предоставили полную свободу членам партии. Шло горячее обсуждение 10 «Тезисов». Журналисты всего мира с волнением следили за спектаклем, тревожно констатируя, что некоторые вернейшие сторонники генерального секретаря не были выбраны.
Важнейшая деталь политической реформы, сформулированная Горбачевым в докладе на партконференции, не числилась в тезисах. Академик Заславская, выступая после конференции по телевидению в программе «Демократизация общественной жизни», сказала, что, услышав предложение Горбачева, пережила шок. Она добавила, что это же чувство испытали почти все ее знакомые. Горбачев начал с утверждения о необходимости «четко разграничить функции партийных и государственных органов в соответствии с ленинской концепцией роли Коммунистической партии как политического авангарда общества и роли Советского государства как орудия власти народа». А затем — неожиданно для всех — предложил избирать председателями Советов первых секретарей соответствующих партийных комитетов.
Предложение объединить должности для разъединения функций поразило даже выкормленных на диалектике делегатов партконференции, отлично знавших знаменитый рецепт Ленина: прежде чем объединиться и для того, чтобы объединиться, нужно размежеваться. Горбачев аргументировал свой парадокс желанием «поднимать авторитет Совета»: персональная уния — первый секретарь-председатель Совета — должна, с одной стороны, усилить контроль партии над советами, с другой, — освободить партию от выполнения некоторых функций, которые можно передать советам.
Подлинный смысл «парадокса Горбачева» стал очевиден спустя короткое время.
После принятия партконференцией предложения генерального секретаря, спокойно выслушавшего несколько критических замечаний относительно своего «парадокса», Горбачев добился избрания на вновь созданный (быстро были внесены необходимые поправки в конституцию) пост Председателя Верховного Совета СССР. Была оформлена первая персональная уния — Горбачев стал главой государства, оставаясь лидером партии. И сразу же оказалось: нет никакой спешки в распространении этой модели ниже. Выборы первых секретарей председателями Советов разных уровней перестали быть актуальными.
Главная цель «политической реформы» — усиление власти Горбачева до размеров, которых советская история еще не знала. Но есть и другая тенденция. Ослабление власти центра в результате стремления к непосредственному руководству всей жизнью страны стало очевидным некоторым советским руководителям и политологам еще в брежневскую эпоху. В 1987 г. в Записке в ЦК Горбачев, признавая, что «централизованное начало в работе органов управления... позволяет использовать возможности нашей социалистической системы», предлагал подумать над «той мыслью, которая прозвучала на XXV съезде КПСС: «Надо развивать демократические начала, инициативу мест, разгружать верхние эшелоны руководства от мелких дел...» XXV съезд собрался в 1976 г. Это были годы расцвета брежневской эры. Мысль о возможности, если еще не о необходимости, «разгрузить» партийное руководство от «мелких дел», кажется молодому партийному руководителю Горбачеву привлекательной. Он вернется к ней, когда возглавит партию. Он эту мысль разовьет. В 1976 г. речь шла прежде всего о желаемой «разгрузке» верхних эшелонов руководства. Горбачев предлагает освободить от «мелочей» все эшелоны партийной власти. В докладе на конференции он излагает «всю суть» своей политической реконструкции: «Нужно полностью освободить партийный аппарат от административно-хозяйственных функций, сосредоточить его работу на ключевых направлениях внутренней и внешней политики, перенести центр тяжести на политические методы руководства».
Год спустя на совещании в ЦК, посвященном «перестройке работы партии», генеральный секретарь излагает свою программу несколько более подробно и по-прежнему принципиально двусмысленно. Цель та же: разъединение и объединение, размежевание и слияние. Горбачев постулирует: «Партия наша правящая». Он напоминает основы политики: «Партии всегда и везде создавались и действовали как инструмент борьбы за власть». И декретирует «основные функции КПСС: постоянное развитие и, обогащение общественной мысли, разработка на научной марксистско-ленинской основе ...основ внутренней и внешней политики, проведение идеологической и организаторской работы... И, наконец, непременной заботой партии были и остаются кадры». Разрабатывая «на основе... основы» идеологии, внешней и внутренней политики, непременно заботясь о кадрах во всех областях жизни, партия, кроме того, «незаменима, что касается экономики». Ибо она «должна вооружать общество научно обоснованной, социально ориентированной экономической политикой».
Хорошо известно, Михаилу Горбачеву в первую очередь (об этом свидетельствуют, в частности, 6 томов его сочинений), что партия всем вышеперечисленным активно занималась более 70 лет. Она занималась и конкретным управлением всеми областями жизни, что сегодня больше не нужно. Горбачев настаивает на «четком отделении функций политического авангарда общества, с одной стороны, и властвования и управления, которые переходят к Советам, с другой». Необходим, как формулирует генеральный секретарь, «новый механизм взаимодействия партии и Советов... «Четкое отделение функций, но взаимодействие. Правящая партия, но отказ от «прямых директив и указаний». Освобождение от груза мелкой, повседневной конкретной работы, но создание механизма «политического влияния» на жизнь «через всех коммунистов». Партия дает политическую линию, главные ориентиры, а коммунисты действуют, придерживаясь ориентиров, соблюдая линию.