Выступления Лигачева, не составляя программы, которую можно было бы рассматривать как платформу, отражали взгляды сторонника «перестройки», видевшего, что торопливость Генерального секретаря, стремящегося прежде всего консолидировать свою власть, грозит серьезными неприятностями. Возможные разногласия — их следы при желании можно обнаружить в текстах речей — связаны с темпами «перестройки».
Отсутствие у Лигачева программы облегчает работу тем, кто все более интенсивно превращает его в лидера «консерваторов», в главное препятствие на пути «перестройки». Распространяются слухи, что в отсутствие Горбачева заменяющий его Лигачев лихорадочно назначает своих, «консерваторов», на важные посты, отменяет «про-перестроечные» решения, принимает «анти». В ноябре 1987 г. московское телевидение показало пьесу «Разговор начистоту», которая была воспринята, как атака на «консерваторов», т. е. на №2. Американский журналист писал, что в тексте отрицательный персонаж, консерватор, почти дословно цитирует Лигачева. Очерк, послуживший материалом для пьесы, был опубликован Федором Бурлацким в октябре 1986 г. и ставил вопросы, задававшиеся в стране и в партийном аппарате повсеместно. В ноябре 1987 г. противников «перестройки» персонифицирует Егор Лигачев.
Заинтересованное лицо долго как бы не подозревало о ведущейся против него кампании либо делало вид, что не подозревает. Приехав на съезд французской компартии в Париж, Лигачев, по его просьбе, дает интервью газете «Ле Монд». Объявив, что председательствует на заседаниях секретариата ЦК, он производит сенсацию, забыв упомянуть, что так уже бывало иногда, что №1, случалось, не занимался техническими проблемами. Лигачев повторил мысль Горбачева о том, что «невозможно добиться прогресса экономики без демократизации, а демократизации — без «гласности». Добавив, как полагалось по его должности «Главного Идеолога», что все это происходит «в соответствии с нашей марксистско-ленинской теорией». Он повторил, ставшую к этому времени аксиомой, формулу: перестройка — это революция. Лигачев объяснил, что цель «перестройки» — общество «здоровое во всех отношениях». Я думаю, закончил он интервью, «что эта гуманистическая цель заслуживает того, чтобы ее поддержали, в частности, вы».
В марте 1988 г. появилась «платформа» Лигачева. Письмо «Нины Андреевой» было представлено программой «консерваторов», «врагов перестройки». Много говорилось о том, что «письмо» появилось в тот момент, когда Горбачев и Яковлев были за границей. На XIX партконференции Лигачев находился уже на скамье подсудимых, как инициатор антиперестроечной программы.
Наиболее сенсационным эпизодом конференции стало личное столкновение между «правым» и «левым» флангами «перестройки». Борис Ельцин напал в своем выступлении на Егора Лигачева, который ответил тем же. По-товарищески, как коммунист коммуниста, Лигачев учил: «...ты, Борис, не сделал правильных политических выводов... Молчал и выжидал на заседаниях Политбюро... Не получив поддержку партии апеллировал к буржуазной прессе...»
К весне 1990 г. процесс изменений, все более уходивший из-под контроля Горбачева, вынуждал Лигачева все более четко определять свои взгляды. В то время как генсек, ставший президентом, не переставая колебаться, как маятник, уходил, толкаемый соображениями борьбы за власть, в неизвестное, Егор Лигачев, передвинутый из идеологии на пост руководителя советского сельского хозяйства, настаивал на возвращение в хорошо знакомое прошлое. Беседуя с корреспондентом «Аргументов и фактов», Лигачев категорически отверг рецепты реформаторов: «Нельзя модернизировать социализм, лечить болевые точки нашей экономики методами капиталистического хозяйства». Здесь разошлись соратники Горбачев и Лигачев: генсек-президент верит, что можно улучшить социализм капитализмом, Лигачев знает, что это невозможно.
16 марта 1990 г., сильный сознанием, что он стоит на твердой почве, Лигачев, выступая на пленуме ЦК, обвинил Горбачева в ослаблении партии, а также в том, что отказавшись поддержать коммунистические партии в социалистических странах, он способствовал падению там социалистических режимов.
Виталий Третьяков, автор политического портрета «лидера консерваторов», полагает, что у Лигачева может быть политическое будущее, если произойдет раскол коммунистической партии Советского Союза. О характере этого будущего свидетельствует портрет, сопровождающий статью: «главный консерватор» изображен с рукой, поднятой в фашистском салюте. Несправедливость намека очевидна: она свидетельствует о накале политических страстей. Егор Лигачев — не фашист, он — настоящий коммунист, представитель вида, который исчезает на наших глазах. Тореадоры называют «моментом истины» мгновение, когда они наносят удар, убивающий быка. Случается, что зверь уходит от удара и, в свою очередь, атакует противника. Егор Лигачев, речь которого на XXVIII съезде вызвала аплодисменты делегатов, выдвинул свою кандидатуру на пост заместителя генерального секретаря. Он получил 776 голосов за и 3642 — против. Безоговорочно — кандидат Горбачева В. Ивашко. Карьера Егора Лигачева, которого более 5 лет западная печать представляла главной угрозой для Горбачева, кончилась. Он был отправлен на пенсию.
Звезда Бориса Ельцина поднялась стремительно и неожиданно. Вызванный Горбачевым из Свердловска, где он 9 лет занимал пост первого секретаря обкома партии, на пост первого секретаря городского комитета в Москву, Ельцин выступил на XXVII съезде партии с призывом к своим коллегам-руководителям отказаться от привилегий. Призыв нового московского секретаря был выслушан с меньшим энтузиазмом, чем призыв виконта де Ноай 4 августа 1789 г. Делегаты съезда об отказе от привилегий еще не думали. Но дерзость оратора привлекла к нему внимание.
Биография Бориса Ельцина как две капли воды напоминает биографию Горбачева и многих других нынешних руководителей. Он сам рассказывает ее так: «Родился в 1931 г. в крестьянской семье в Свердловской области. Работал на стройке, закончил строительный факультет Уральского политехнического института. Работал на заводе, затем — партработа: зав. отделом, секретарь, первый секретарь Свердловского обкома, затем перевели в Москву...» Излагая свой жизненный путь слушателям Высшей комсомольской школы, Ельцин, несколько кокетничая, говорит: «Перевели в Москву, зачем не знаю...» Опытный партийный работник, он знал, что, вызвав провинциального аппаратчика в Москву, Генеральный секретарь рассчитывает на его полную преданность.
Борис Ельцин начинает «перестройку» в Москве: как Гарун аль-Рашид, он ходит по магазинам, выясняя, почему нет продуктов, ездит в автобусах, знакомясь с катастрофическим положением столичного транспорта. 11 апреля 1986 г. он выступает на собрании пропагандистов Москвы с непривычно откровенным описанием тяжелого во всех отношениях положения в городе и роскошной жизни номенклатурных работников. На записки — их было более 300, причем 90% анонимных, первый секретарь отвечал смело, ясно, возлагая всю вину на бывших руководителей, обещая быстро решить все вопросы. Например, на тревожащий москвичей вопрос о «лимитчиках», приглашаемых на тяжелые работы провинциалов, которым не дают право на постоянное жительство в Москве, но которые в ней остаются, Ельцин ответил: «Надо не ввозить новых людей, а заставлять москвичей работать. Органам милиции будет спущен план по тунеядцам».
Всемирную известность Борис Ельцин приобрел 6 мая 1987 г. В этот день в центре Москвы собралась демонстрация. Подняв лозунги: «Статус историко-патриотическому объединению „Память“», «Долой саботажников перестройки», «Требуем встречи с М. С. Горбачевым и Б. Н. Ельциным», демонстранты двинулись к зданию Московского совета. Явился Ельцин, приглашенные в зал демонстранты встретили его аплодисментами, которые он не принял, объявив: «Вот, опять аплодисменты! Давайте отвыкать от „вождизма“. Вы просили встречи — я приехал, чтобы говорить на равных. Какие у вас вопросы?»